Черный июнь

1

  Жаркое выдалось лето 22 июня 1941 года, смрад и пепел от горевших деревень и сел закрывали горизонт черным, густым дымом. Казалось, никто не мог выжить в этом аду начавшейся так внезапно войны. Солдаты шли нестройными колоннами понуро, казалось, не видя ничего вокруг, кроме своих сапог, поднимающих дорожную пыль, которая как бы объяла эту черноту и оседала на остовы сгоревших изб. Зрелище было ужасающее: батальоны, выходившие из этих горящих, дымящих черным густым дымом, закрывавшим все небо, деревень и сел, создавали иллюзию ада. Беженцы, шедшие параллельно с солдатскими колоннами, со страхом и с каким-то не объяснимым ужасом оглядывались на когда-то красивые, радовавшие сердце родные места.
  Солдаты хмуро косились на рядом идущих молодых женщин, прижимающих к груди своих детей, на старух и стариков, которые, судя по их изнуренному виду и усталости, не смогут долго выдержать темп солдатских колонн и вскоре отстанут. Все это кололо сердце, словно ножом, но задача была поставлена - оторваться от наступающих орд немцев и занять оборону. Командиры понимали, что первая волна немецкого наступления ушла далеко вперед. Танковые группы - 3-я Гота и 2-я Гудериана - прошли нашу оборону западного фронта, и с юга и севера рвались замкнуть в кольцо наши войска, соединившись в Минске. Поэтому всякое замедление на марше влекло за собой опасность встретиться со вторым эшелоном врага на не подготовленных позициях. Учитывая превосходство врага в воздухе и в количестве танков, в открытом поле разгром наших войск не составил бы для немцев особого труда.
  Вдруг в хвосте колонны началось непонятное движение, похожее на панику, с нарастанием какого-то гула. От дороги влево и вправо, веером к голове колонны, люди бросались в поле. Отбежав от шоссе, насколько успели, они падали, закрывая обеими руками голову и уши. Немецкие летчики, зная свою безнаказанность, шли на бреющем и хладнокровно, без малейшей жалости, расстреливали из пулеметов и пушек бежавшее по полю гражданское население. «Хейнкили» со своей воющей сиреной пикировали на бегущую толпу женщин и детей, бросая бомбы в самую гущу живого человеческого мяса. С обеих сторон дороги слышались, сквозь вой сирен, смешанных с разрывами бомб, стрекотом пулеметов и автоматических пушек, раздирающую душу крики обезумевших людей и стоны тяжело раненных и умирающих:. Немецкие летчики, израсходовав боеприпасы, так же внезапно улетели. Люди, укрывшиеся в поле, еще несколько минут лежали, засыпанные землей и оглушенные взрывами авиабомб. Раздалась команда строиться, и солдаты потянулись к дороге, беженцы поднимались и медленно плелись за ними. Командиры собрали свои роты, батальоны. Колонна быстрым шагом двинулась к темнеющему на горизонте лесу.

2

  Полк, в котором служил Иван Седельников, выходил, а скорее вырывался из района города-крепости Бреста, чтобы не попасть в окружение. 22.06.1941 года в 04.10 утра с польской территории немцы открыли артиллерийский огонь по нашим позициям. Наши войска, находясь в непосредственной близости от государственной границы, попали под интенсивный артминометный огонь и несли огромные потери. Немецкая авиация совершала налеты на города и аэродромы, где стояло огромное количество советских самолетов. В виду перенасыщенности аэродромов самолетами, не было возможности быстро развернуть их и поднять в воздух, что повлекло к большим потерям в первые же часы немецкого наступления.
  Уцелевшие самолеты улетели на восток в район города Минска. Генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич и заместитель наркома обороны, начальник главного управления РККА Кулик Григорий Иванович делясь с главным командованием западного фронта. По словам Жукова Г. К. -Павлов не учел стратегических ошибок 1939 года, когда он, Жуков, при стратегической игре на карте, где Жуков играл за синих, а Павлов за красных. Тогда в 1939 году Жуков показал, что может случиться с западным фронтом и имея такую конфигурацию войск в Белоруссии. Нанеся главные удары Белостокского выступа и одновременно с Брестского направления, он рассекал главные группировки западного фронта и выходил к Минску, окружая весь фронт, армия его руководство войсками и вторым эшелоном добавил разрозненные соединения красных. То же проделал и генерал-фельдмаршал фон Бок. Войска западного фронта были рассредоточены в такие конфигурации, что и в 1939 году командующий 4-й армии генерал-майор А. А. Коробков имел в своем составе восемь дивизий: четыре стрелковых (6, 42, 49, 75), две танковые (22-я, 30-я), одну моторизованную (205), одну авиационную (10-я). Первый эшелон армии, находившийся в непосредственной близости к границе, понес огромные потери и начал разрознено отходить на восток к городу Кобрин, где находился главный штаб 4-ой армии. К семи часам утра 6-я стрелковая дивизия отдала с боями Брест.
  В районе Жабинки почти полностью была разгромлена 22-я танковая дивизия. Командир 34-ой германской пехотной дивизии, наблюдая на нашей границе большое скопление танков, артиллерии, транспортных машин, складов и т.д., открыл огонь из всех видов артиллерии и минометов и в течении трех часов уничтожил всю дивизию. Тоже самое происходило на всем театре западного фронта. Разрозненные соединения самостоятельно отходили на восток. Командир дивизии полковник 49-й стрелковой дивизии Мартынов Г. Ю., в виду больших потерь от вражеского огня и невозможности развернуть дивизию для отражения атак противника, а также потери связи с соседними дивизиями, принял единственно верное решение - ставить заслоны и, оторвавшись от противника, наладить связь со штабом 4-й армии.

3

  Командира 130-го батальона 250-го полка вызвал комдив. Капитан Зайцев Иван Васильевич находился на своем наблюдательном пункте и вглядывался в близлежащий лесной массив, за которым все еще гремело и облака черного дыма поднимались высоко в небо. Затрещал телефон. Комбат, вздрогнув от неожиданности, поднял трубку:
  - Капитан Зайцев слушает!
  - Иван Васильевич! Зайдите ко мне. Срочно! - коротко сказал комдив.
  Оставив за себя начальника штаба капитана Усова Николая Никитовича и поправив гимнастерку, Зайцев вышел с наблюдательного пункта и быстрыми шагами направился в сторону штаба дивизии. 49-я дивизия хотя и входила в 1-й эшелон 4-й армии, но почему-то была оттянута от границы, и артиллерия немцев ее не видела, возможно просмотрела разведка. Хотя дивизия и не понесла потерь, но была совершенно в неведении, какая обстановка в районах боевых действий у остальных трех дивизий. Связь оборвалась в первые минуты вражеского нападения. Идя по оконным ходам сообщения, Иван Васильевич заметил, как изменились лица солдат, что-то загадочное было на них - то ли растерянность, то ли страх от неизвестности происходящего; в растерянных глазах читались вопросы: За что? Как так случилось? Почему в Москве это не предусмотрели? Для комбата тоже многое было не понятно. Задумавшегося было Ивана Васильевича развлек голос адъютанта командира дивизии старшего лейтенанта Конева Леонида Сергеевича:
  - Здравия желаю, товарищ капитан! Сейчас доложу.
  - Прошу, товарищ, капитан! - вытянув голову из-за брезента, закрывавшего вход на контрольный пункт, позвал вернувшийся Конев. Зайцев откинул полог брезента и вошел внутрь.
  - Здравия желаю, товарищ полковник!
  - Ладно! Входи и садись, есть серьезный разговор, - как-то по-свойски предложил комдив. Комбат сразу понял, что-то очень серьезное предстоит его батальону. Даже засосало под лопаткой. - Что, Иван Васильевич, изменились в лице? В нашем положении нужно проявить твердость характера, чтобы ни один солдат не мог дать себе повода думать, что мы, командиры, растерялись и не знаем, как нам поступить. Мое решение такое: исходя из обстановки на правом и левом флангах 6-й и 42-й дивизий по звуку отдаляющейся на восток, эти дивизии отходят. Не исключено, что, находясь в близком соприкосновении с границей, артиллерия врага нанесла им серьезный урон, а авиация дополнила его. Слышишь, как у них там завывает? Через полтора часа дивизия выйдет на марш в район Кобрина. У тебя большинство бойцов участвовало в финской, значит имеет боевой опыт. Твоя задача - артиллерией занять высотки, растянуть батальон, насколько это возможно, по фронту. Если появятся немцы, а они наверняка появятся, задержать, а ближе к ночи отходить вот в этом направлении, - комдив показал на карте маршрут, по которому будет уходить дивизия. - Задача ясна, комбат?
  - Так точно, товарищ полковник! - козырнул капитан и вышел.
  - Адъютант! Ко мне! - резко и коротко бросил оставшийся в одиночестве Геннадий Юрьевич.
  - Слушаю, товарищ комдив! — четко отчеканил секунду спустя вбежавший адъютант.
  - Оповести весь командный состав дивизии, чтоб через двадцать минут все были на К.П., — мельком глянув на выходившего адъютанта, он устало сел в голове стола и склонился над картой.
  Ровно через полтора часа дивизия вышла на марш. 130-й батальон начал занимать оборону, сильно растягиваясь по фронту. Зайцев на ходу размышлял: «если 2-я танковая группа Гудериана прорвала Брестский укрепрайон, то она наверняка вышла па шоссе Брест-Кобрин и далее пойдет на Минск, тогда комдив прав, и второй волной наступления на нашем участке будут части 4-ой армии Клюге. Эти войска имеют опыт войны в Европе и моему батальону нужно будет проявить недюжинную стойкость, чтобы ошарашить противника и дать ему понять, что это не Европа, здесь нахрапом не пройдет. Пока они будут перегруппировываться и подтянут артиллерию с танками, пройдет еще немало времени. Затем они начнут мешать нас с землей артиллерией и авиацией. Если выиграем еще время, останется уцелевшим отбить танки, а там, глядишь, дело к ночи - отойдем к своим».

4

  Рота, в которой служил Иван Седельников, заняла правый фланг обороны своего 130-го батальона. Позиция роты упиралась в кромку лесного массива. Лес был густым и ждать оттуда танкового удара не приходилось. Поэтому на окраинах бора поставили лишь два пулеметных расчета и оставили в резерве два взвода - на случай атаки немцев со стороны леса, да и на прочие надобности. Иван осмотрел, прикинул с бруствера свой сектор для стрельбы из винтовки - обзор был хороший. Окопы проходили чуть на возвышении, и противник был как на ладони - укрыться от огня с нашей стороны немцам было очень сложно - и это утешало. От души немного отлегло. Другие бойцы также всматривались в поле перед своими позициями, и, успокоившись, садились на дно окопа и уходили в себя. Седельников, задрав голову, перевел взгляд на бегущие по синему небу облака. Похожие на рваные комочки ваты, они выстраивались, подгоняемые ветерком, в причудливые фигуры, похожие то на каких-то животных, то на лица людей, в которых Иван пытался разглядеть знакомые силуэты своих близких. Он как бы не произвольно вспоминал свое село, затерявшееся где-то вдали в Свердловской области. Где также, лежа на сенокосе в короткие минуты отдыха, он курил папиросу и глядел на меняющие свои очертания облака. Сама собой набегала мысль: как они там сейчас, мать и две сестры? Сенокос скоро кончается - управились ли? Помочь некому, отец еще в гражданскую на перекопе погиб. Мать одна их троих растила. Сам Иван, когда закончил семилетку, пошел в колхоз помощником тракториста. После посевной поехал в район чтобы выучиться на тракториста, а тут война. Там же райвоенкомат призван в ряды Красной Армии, с тех пор он семьи и не видел.
  Так в думах он и не заметил, как задремал. Как бы издалека послышался голос сержанта Лапина, командира отделения:
  - Рядовой Седельников, не время расслабляться! Давай подъем, нужно выдвинуться метров так на сто вперед, в дозор. Будешь у Нилова вторым номером, иди в первое отделение, он тебя там уже дожидается.
  Седельников нехотя поднялся и побрел, лишние вопросы здесь к хорошему не приводят. Первое отделение находилось левее метрах в двадцати от того места, где находился Иван. Увидев младшего сержанта Попова, помощника отделения, он доложил:
  - Товарищ младший сержант, рядовой Седельников прибыл!
  - Здорово, Иван! Вот, поступаешь в распоряжение первого номера пулеметчика Нилова. Ночью выдвинетесь вон к тому бугорку, окопаетесь там и будете за передовой. Любое передвижение по фронту пресекать огнем на поражение. Следите, чтобы немцы не сделали проходы в минных полях. Приказ понятен?
  - Так точно, товарищ младший сержант! - хором ответили бойцы. Сержант козырнул и пошел по своим делам.
  - Ну что, познакомимся что ли? Серега Нилов из-под Курска, - протянув руку, сказал первый номер.
  - Иван Седельников из Свердловской области, - ответил Иван, пожимая руку.
  - Давай покурим что ли, у меня табачок ядреный есть, в одном селе хозяйка угостила - предложил Нилов. Присев поудобней в окопе и завернув самокрутки, оба жадно затянулись, думая каждый о своем.
  Нилов вспоминал свои Курские леса. Он, хоть и был заядлым охотником, природу и животных любил и уважал. Поэтому, наверное, он и пошел работать лесничем. Ловил браконьеров, отстреливал лишнее поголовье волков, больных животных.
  Как-то не заметно спустились сумерки. Справа и слева грохотало, сверкали зарницы, а здесь тишь да благодать. Видать, для немцев этот район был не особо важен, так как их задачи были настолько велики, что отдельные наши части они добивали не спеша. Но это была их большая ошибка.
  Бойцы встали, стряхнули с себя дремоту, проверили каждый свое оружие скатки шинелей в окопчике пулеметчика. Осторожно вылезли из окопа, развернув пулемет к фронту ручками, чтобы удобно было волочить его ползком за собой. Нилов взял левой рукой ручки пулемета, а Седельников две коробки с лентами. Ползли рядом локоть в локоть; пыль, поднятая от рук и тел бойцов, забивала носоглотку и глаза Отплевываясь и кое-как протерев глаза, они медленно продвигались к заветному бугорку. Земля еще дышала теплом от дневной жары, промокшие насквозь от пота гимнастерки прилипали к телу, замедляя движение. Вот и заветная точка. Легли на спину, чтобы хоть немного отдышаться и набраться сил для предстоящего рытья окопа. К полуночи окоп был готов, сделали бруствер, лопаткой Нилов подрезал сектор обстрела. Сели плечом к плечу, Сергей свернул сигарку, прикрыли пилоткой и прикурили. Курили по очереди, в две затяжки, выпуская дым во внутрь гимнастерки.
  - Слышь, Иван, тишина-то какая - аж в ушах звенит. Как тихо, - шепотом сказал Нилов.
  - Да, после такой тишины и воевать-го не с руки, будто божии покои нарушаешь, - выдохнул Иван.
  - Ладно, Ваня, давай-ка ты поспи часа два, а я пока понаблюдаю. Надо, чтобы к рассвету мы были бодрыми.
  - Хорошо, Серега, правильно мыслишь, завтра будет трудный день, - ответил второй номер и тут же заснул. Нилов, поудобнее устроившись возле своего «Максима», стал внимательно рассматривать через бинокль фронт впереди себя. Ночь была лунная и это радовало, хоть какая-то подсветка. На линии огня было все  спокойно, не было никакого движения в нашу сторону. «На войне такая тишина пугает», - подумалось Нилову.

5

  К вечеру 22 июня 1941 года немецкие танковые соединения, продвинувшись от границы на 50-60 километров, захватили Кобрин. Здесь, как и на правом фланге фронта, в связи с отсутствием на тыловых оборонительных рубежах заблаговременно развернутых резервов, создалась реальная угроза глубокого прорыва неприятельских войск и охвата ими левого фланга главных сил Западного фронта. В Кобрине находился штаб 4-й армии и его падение означало захват противником штаба, командного пункта и узла связи 4-й армии. А это, в свою очередь, означало, что вечером 22 июня управление 4-й армией было потеряно полностью и окончательно. Также в Кобрине находился штаб 14-го механизированного корпуса. Штаб 4-й армии не управлял своими корпусами, но и оба корпуса не управляли своим дивизиями: штаб 28-го стрелкового корпуса был разгромлен утром 22 июня в Бресте, штаб 14-го механизированного корпуса - во второй половине того же дня в Кобрине. То же произошло и с авиацией 4-й армии — это 10-я смешанная дивизия. Ранним утром германская авиация накрыла все аэродромы 10-й дивизии, в первые часы войны немцами был захвачен аэродром, вместе со всеми запасами. К концу дня штаб авиационной дивизии также был захвачен. Лишившись связи с главным штабом 4-й армии, дивизии и корпуса лишились управления и взаимодействия друг с другом. Дивизии и корпуса, будучи не готовы к обороне, не развернутые в боевые порядки - представляли собой легкую мишень для неприятеля. Их просто расстреливали из орудий и минометов, бомбили с воздуха, что создавало панику. Немцы имели огромное преимущество в танках и авиации. Подразделения, никем не руководимые, просто бежали или сдавались в плен.
  Комдив 49-й дивизии еще 21 июня отдал приказ развернуть и рассредоточить дивизию по фронту и к утру быть готовыми к обороне. Здесь быстрого прорыва не получилось бы.

6

  Сергей посмотрел на часы - было без четверти два, через двадцать пять минут нужно было будить Ивана. Нилов, взяв бинокль, вглядывался в сумрак перед собой. В пятистах метрах, освещенный лунным светом, стоял стройный ельник. «Хорошее место для скопления вражеской пехоты и минометных расчетов», - подумал он. Отсюда можно, под прикрытием минометов, начать атаку пехотой, а кромки подлеска атаковать танками. Тогда наша оборона теряла бы поддержку своей артиллерии, которая будет занята танками противника. А немцы, при поддержке минометов, которых у нас не было, могли подойти в плотную к нашим окопам.
   «Теперь ясно, для чего нас выдвинули впереди наших позиций. Ротный рассчитал все верно, - размышлял Нилов, - мы своим пулеметом не дадим немцам делать проходы в минных полях, сорвем атаку пехоты. Минометам нужно будет сперва уничтожить нас с Иваном, и только потом они смогут начать разминирование, а наш заслон выиграет время для себя и для отходящих частей дивизии».
  Глаза Нилова начали слезиться, когда он заметил какое-то движение метрах в трехстах от их окопа. Он еще раз всмотрелся: от небольших холмиков поднимались пылинки сухой, летней почвы. Сергей все понял в несколько секунд и автоматически толкнул в бок своего второго номера. Иван спросонья не сразу понял, в чем дело, но краем глаза заметил, что пулеметчик выставляет шкалу метража для ведения прицельного огня.
  - В чем дело, Серега? — шепотом спросил Иван.
  - Давай с коробкой ко мне, а то в пылу боя не найдем, когда лента кончится. Да поддерживай ленту при стрельбе, а то заклинит в казеннике - с "Максом" это иногда бывает.
  Он передернул затвор и дал короткую прицельную очередь. Иван увидел, как бугорки спешно зашевелились, поднимая над собой пыль и ища укрытия. Тут Нилов дал длинную очередь. Было хорошо видно, что немцев оказалось пятеро: трое отползали задом, словно раки, отстреливаясь из своих автоматов, двое лежали без признаков жизни. Действительно, Серега оказался хорошим пулеметчиком - при такой видимости и с такого расстояния отсек троих от мин, при этом убив двоих лежащих на земле.
  - Давай вторую коробку с лентами, Иван, - перебив его мысли, крикнул первый номер.
  Иван, опустившись на дно окопа, нашел коробку с заряженной лентой, кинул на землю пустую коробку; поставил на ее место новую коробку и подал конец ленты Сергею. Нилов ловким, отработанным движением рук вставил заряженную ленту патронами в казенник, передернул затвор и пулемет забился в его руках. Впереди послышались стоны и крики - видно ругались от безысходности.
  Немцы засекли нашу огневую точку и открыли бешеный минометный огонь. Земля закипела, вздыбилась, запахло торфом и гарью. Бойцы сели на дно окопа и зажали уши ладонями - это спасало от сильной контузии. После каждого взрыва мины, их подкидывало вверх, на бок, на спину, в ушах стоял звон, в голове все мутилось. Они даже не поняли, когда кончился обстрел. Глядя друг на друга безумными глазами, потихоньку приходили в себя. С тыльной стороны окопа показались две каски, а за ними и лица бойцов.
  - Наши! - в голос выдохнули оба.
  - Ну что, жулики, живы? А мы к вам на смену. Ротный сказал, что сегодня ночью вы дали им дрозда, так что давайте в роту, прикройте наши задницы, - улыбаясь, сказал усатый ефрейтор - видимо, старший расчета, и с ним два бойца.
  - Слава Богу! А то мы уж думали, что нас тут и похоронят, - сказал Нилов и, обняв ефрейтора, полез из окопа, за ним выполз Иван. Добравшись до своих позиций, перевалили через бруствер своих окопов, заснули крепким сном. Проснулись от того, что земля под ними словно ушла, будто задвигалась своим огромным телом. Открыв глаза, они увидели в небе немецкие самолеты.
  Два десятка юнкеров с завыванием пикировали на окопы первой линии обороны роты. Бомбы с раздражительным свистом, поддерживаемые визгом сирен юнкеров, врезались в землю, вырывая и поднимая вверх, раскидывая во все стороны большие и мелкие комки земли вперемешку с осколками разорвавшихся бомб, неся смерть и ужас всему живому.
  - Ну, чего сидим бойцы, атаку фрицев я буду за вас отбивать? А ну, все по местам! Стрелять только по приказу! - громко крикнул командир отделения младший сержант Попов. Нилов быстро подбежал к опрокинутому в окопе пулемету, в горячке хотел было один втащить его на бруствер, но силенок явно не хватало.
  - Иван! Чтоб тебя, ты что, ослеп что ли, не видишь, мне его одному не поднять, давай сюда, хватай за дуло, - вспомнив о Седельникове, прокричал Нилов.
  Вдвоем они быстро установили пулемет на подготовленное место, вставили ленту и открыли огонь по наступающей на их оборону немецкой пехоте. Те ровными шеренгами плотно выходили из ельника. Начался минометный огонь, который накрывал сразу обе линии обороны батальона. Бойцы опять присели в окопы, их заваливало землей. Слышались стоны и крики раненых.
  Батарее сорока пятимиллиметровым орудием нельзя было открывать огонь -- немцы, обнаружив наши огневые точки, могли танковой атакой подавить их, и тогда, обойдя батальон с фланга, окружили бы и уничтожили его. Комбат выжидал, он знал, как только немцы сократят дистанцию и им будет угрожать свои же минометы, они ослабят огонь, и тогда наши их встретят огнем из всего, что имеют; а пока нужно терпеть, несмотря на потери. Немцы будто услышали его минометный огонь начал ослабевать, и немецкие шеренги открыли огонь из стрелкового оружия. «Пора отдавать команду», - подумал комбат и взял трубку связи у связиста. Наши роты дружно открыли огонь. Немцы, словно на что-то наткнувшись, замедляя бег, начали падать на землю и, отстреливаясь лежа, стали потихоньку отползать назад.
  - Хотели нахрапом, суки, получили свинца вдоволь! Гляди, Иван, заползали как замаянные червяки в сильный дождь, - со злобой выплеснул Серега.
  - Погоди, друг, сейчас перегруппируются и пойдут перебежками, прикрывая друг друга огнем. Так в гражданскую офицеры красных атаковали - мне отец, когда в отпуске был, рассказывал.
  - Ерунда, Иван, мы их, сволочей, подпустим на бросок гранаты, а там в штыки, и вся их хваленая тактика полетит к черту, - сплюнул Нилов.
  Грамотная немецкая тактика потихоньку приносила свои плоды: враг, неся минимальные потери, прикрываясь автоматическим огнем, приближался к нашим окопам. Уже прошли наш головной дозор, до нашей обороны оставалось метров триста-триста пятьдесят.
  - Товарищи бойцы! Приготовить гранаты, приткнуть штыки, - словно эхо, пронеслась по окопам команда командира роты лейтенанта Зайцева.
  Иван достал из вырытого в стенке окопа углубления четыре лимонки, три противотанковые гранаты оставил на месте. Лимонки положил на бруствер возле пулеметной коробки, чтобы были под рукой. В метрах ста от окопов немцы встали, и под прикрытием автоматов ринулись на наши позиции. С нашей стороны полетели гранаты, открыли пулеметный огонь обе цепи обороны. Цепи противника стали быстро редеть, немцы начали отход. Бойцы ждали команды в штыки, но она так и не последовала. Видно, комбат решил сохранить людей, а штыковая атака на залегшего, вооруженного автоматическим оружием противника, предполагала большие потери. У немцев резервы есть, у нас их нет. Штыковая хороша, если противник на расстоянии броска. День подходил к концу. Комбат, поняв, что на сегодня атак противника не намечается, решил готовить батальон к отходу к основным силам дивизии.
  В крайне невзрачной хате, чтобы не привлекать лишнего внимания, расположился штаб 130-го батальона. Комбат вызвал к себе всех четырех командиров рот. Открыл совещание батальонный комиссар Сальников, коммунист 1918 года, направленный партией на службу в ряды Красной Армии в 1934 году,бывший комиссар, был повышен в должности и переведен в политотдел Армии.
  - Ну что, товарищи офицеры, досталось вам нынче. Знаю потери большие, но враг понес большие потери. Поставленную задачу наш батальон выполнил. Враг пока превосходит нас в численности войск. Его неожиданное нападение на наши границы дало ему большое моральное преимущество. Гитлер рассчитал все, знал, что мы, согласно мирному соглашению, чтобы не спровоцировать немецкое правительство, не разворачивали свои соединения в боевые порядки. А держали свои войска в лагерном порядке. Поэтому мы понесли большие потери, поэтому они сейчас имеют превосходство. Приказ всем командирам и политработникам: чтобы уйти из-под удара врага, нужно погрузить всех раненых на машины, и формированным маршем двигаться в сторону района Тевли. К 24:00 доложить о готовности. Что касается военной стороны, скажет комбат.
  - Товарищи командиры! Сегодня ваши роты еще раз доказали свою стойкость в схватке с до зубов вооруженным,прошедшим европейскую школу ведения войны противником. Не только выстояли, но и обратили его в бегство. Мы понесли серьезные потери, боеприпасов осталось часов на пять хорошего боя. Посему считаю главной целью сохранить личный состав батальона и догнать дивизию. Приказываю! Роте старшего лейтенанта Авдеева занять оборону и создать у немцев иллюзию, что против них оборону держат все наши силы. Ротным выделить в заслон по пулемету с двумя комплектами лент, гранат кто сколько унесет, с орудиями решите сами. Авдеев, продержись не менее четырех часов и отходи, маршрут я уже вам дал, остальные быстро в роты, в назначенное время всем быть готовым к маршу. Свободны! -Закончил комбат и наклонился над картой.

7

  Младший политрук Зуев постучал в окно первой попавшейся на его пути избы. В темном окне, освещенном снаружи светом луны, что-то скрипнуло, колыхнулась занавеска. Из темноты донесся приглушенный женский голос:
  - Кто там? Чего нужно в такой поздний час?
  - Извините пожалуйста! Хозяйка, откройте дверь. Есть серьезный разговор, - глухо, словно боясь спугнуть кого-то, ответил Зуев. В комнате зажглась керосиновая лампа, по стенам замелькали тени. Заскрипели запоры в сенных дверях, послышались шаркающие шаги к основным воротам. Отодвинулся деревянный засов, приоткрылась входная дверь ворот. В проеме показалось женское лицо, от света луны оно казалось бледным, испуганным. На плечи была накинута фуфайка, на голове наспех повязанный платок. Увидев молодого человека в военной форме, она успокоилась и приняла позу независимой женщины, сложив руки на высокой груди и расставив ноги на ширине плеч.
  - Ну, какие серьезные разговоры могут быть в такой час? - повторила вопрос хозяйка.
  - Давайте хотя бы для начала познакомимся! Меня зовут Олег Николаевич Зуев, политрук батальона, - начал наводить мосты ночной гость, протягивая с улыбкой руку.
  - Мухина Светлана Федоровна, доярка. К вашему сведению, передовик производства по надоям, - как бы уравнивая себя с гостем, дескать, мы тоже не лыком шиты, ответила с гордостью женщина.
  - Светлана Федоровна! У меня к вам просьба, вы, наверное, слышали днем, какой тяжелый бой шел возле вашего села. Наш батальон понес большие потерн, много раненых. Не хватает транспорта их вывезти в безопасное место, поэтому нам нужны подводы. Прошу проявить милосердие, - как можно мягче, без нажима, объяснил Зуев.
  - Милый ты мой, я бы со всей душой, но понимаешь, когда у вас там началось, у нас на заднем дворе так грохотнуло, что я и мои старики родители чуть с ума не сошли. Выглянула я в окно, а конюшня и сеновал уже горят. Хорошо у нас двор, большой, и конюшня с сеновалом в стороне от дома стоят. Ох, и натерпелись страха, но, слава богу, ветер со стороны дома дул и от пожара нас это спасло. А то и не знаю, где бы мы в такое страшное время нашли бы жилье. Так что, милый человек, не туда вы обратились, - подтирая краешком платка слезы, как бы оправдываясь, ответила женщина.
  - Извините, что своим визитом напомнил вам о вашем горе! Может хотя бы подскажите, к кому мне можно обратится в вашем селе о помощи? - с надеждой спросил Зуев.
  - Вы пройдите дальше, в пятой хате от нашей живут Хохловы, у них две кобылы и конь, одну наверняка смогут выделить. Там вам вряд ли будут рады, они из бывших раскулаченных, ну вы понимаете - одним словом -обиженные. Надавите ни них как следует или конфискуйте - с них не убудет, - с какой-то не скрываемой злобой ответила женщина, видимо отношения между ними были не самые добрососедские.
  - Что ж, спасибо и на этом. До свидания, товарищ Мухина, - попрощался политрук.
  - С богом вам, грешные! Скоро ль вернетесь?
  - Да уж вернемся, - он круто повернулся и пошел по улице, отсчитывая дома. «Вот он, пятый дом», - подумал Олег про себя. На небольшом взгорке стоял внушительный, на шесть окон, домище. Венцы из толстых бревен было плотно подогнаны, как влитые, чувствовалась рука умельца. Зуев, встав на носочки, достал до среднего окна справа от ворот и постучал. Отодвинулась занавеска, в окошечке появилось мужское лицо. Проскрипела рамная задвижка и открылась половинная створка окна.
  - Кого черт принес в такой час, чего не спится? Шатаетесь тут ночами, людям покоя не даете, - недовольно пробурчал хозяин дома.
  - Здравия желаю! Хозяин, как звать, величать?
  - Ефим Силыч, люди величают.
  - Дело у меня к тебе неотложное имеется, Ефим Силович. Раненых у нас много после дневного боя, нужно срочно в тыл отправить, а транспорта у нас в обрез. Люди сказывали, у тебя две лошади имеются. Мог бы ты одолжить одну, с телегой? Будем очень признательны, все вернем, я и расписку вам оставлю.
  - И что мне с твоей бумажкой делать прикажешь? Сенокос на носу, каждая лошадь на вес золота. А твоя бумажка годится только в нужник сходить.
  - Зачем ты так? Родина в опасности, а ты только о шкуре своей думаешь, все-равно что врагу пособничаешь. Ладно, не хочешь добром, возьмем силой, - Олега сильно обидели слова хозяина дома, и он решил действовать официально, да и время поджимало.
  - Вот так сразу бы и начинал, а то стоит просит - гуманист. У тебя оружие - заходи и бери, что мне воевать с тобой что ли, - ехидно сказал мужичок. Помимо злобы в его голосе чувствовалось недоверие - Силыч сомневался, что Красная Армия в будущем сможет сюда вернуться.
  - Слушай сюда, сволочь, ты мне тут не изрыгай антисоветчину, а то ведь, по закону военного времени, я тебя, суку, легко могу возле твоей же стенки расстрелять как врага народа и пособника немцев. Даю тебе десять минут времени, чтобы лошадь с телегой стояли здесь. Не успеешь, гад, уж не обессудь. Время пошло, - твердым чеканным голосом приказал Олег, пристально глядя в глаза уже обмякшего от страха Хохлова, указывая пальцем правой руки на циферблат часов.
  Хозяин, поняв свою ошибку, мухой полетел во двор, в избе тускло зажегся свет, забегали тени на занавесках всех шести окон.
  «Зашевелились, сволочи, рано победу почувствовали, мы еще здесь. Еще ответите, суки», - зло, про себя усмехнулся политрук. Вскоре отворились ворота, вышел хозяин, ведя за узду запряженного в телегу коня. Грузно, нехотя, не глядя на Олега, остановил подводу возле офицера, тяжело повернулся и пошел назад, скрипнув навесами. Зайцев сел на край телеги, потянул вожжи, конь легко взял с места легкий груз. Зуев дернул левую вожжу, направив повозку в сторону штаба. У штаба уже стояло с десяток повозок, на них вовсю шла погрузка раненых. К Зуеву подбежал лейтенант Соколов, командир второй роты:
  - Олег! Ты где так долго был, пришла радиограмма от командира полка. Нам приказано срочно выдвигаться форсированным маршем и не позднее завтрашнего дня быть в районе Тевли.
  - Да понимаешь, попалась такая сволочь, что пока стенкой не пригрозил, ни в какую подводу не давал. Мы тут кровью захлебываемся, чтобы задержать немцев, а эта падаль, по-видимому, ждет их. Так, Витя, рука чесалась, с трудом сдержался, - выпалил, дрожа всем телом, Зуев.
  - Олег, не бери в голову, вернемся, за все спросим, - успокаивал друга Соколов.
  - Ладно, забудем на время, не до них. Пойдем, сейчас будет построение, - успокоившись, ответил Зуев. Сдав повозку санитарам, они побежали к своим ротам. Командир роты старший лейтенант Славков построил бойцов на окраине села в том направлении, куда, должен был выдвинуться батальон. Обоз с ранеными уже двинулся по маршруту вслед за дозором разведвзвода.
  - Олег! Где тебя черт носят, уже весь батальон построился, сейчас комбат будет говорить, - политрук, слушая командира, встал рядом с ним в голове шеренги своей роты. Вдруг движение прекратилось, наступила тишина. В середину по фронту батальона вышел комбат капитан Зайцев и батальонный комиссар Сальников. Осмотрев поредевшие роты, комбат громко, протяжно скомандовал:
  - Батальон! Равняйсь! Смирно! Слушать приказ -нашему батальону поставлена боевая задача: проделать тридцатикилометровый марш и не позднее завтрашнего дня прибыть в район Тевли. За этим населенным пунктом начинаются леса Белоруссии. Столкновение с противником запрещаю, дабы не обнаружить себя и не растратить оставшийся боезапас. Обращаю внимание командиров на тот факт, что мы находимся в окружении, и если мы вступим в боевое столкновение с немцами, нас раздавит второй эшелон наступающего противника. Поэтому наша главная задача соединиться с основными силами дивизии. Только тогда мы станем серьезной угрозой для врага и сможем нанести ему ощутимый урон тогда же, возможно, за счет противника нам удастся также пополнить боезапас, продовольствие, кое-какое вооружение, технику и пр. Думаю, задача всем понятна. Батальон! Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперед! Шагом марш!
  Комбат и батальонный комиссар стояли на крыльце своего недавнего штаба, приложив ладони правой руки к козырьку, провожали роты батальона. Прошла последняя рота и столб пыли скрыл батальон из виду. Иван Васильевич махнул левой рукой своему шоферу - «Эмка» подкатила к крыльцу. Комбат со своими заместителями сели в машину и тронулись вслед, догоняя свой батальон, далее двигалась полуторка с охранной и штабом.

8

  Москва. Сталину 21 июня 1941 года положили на стол донесение контрразведки - сообщалось, что немецкий фельдфебель-перебежчик заявил, что война начнется на рассвете 22 июня.
  Неумолимо верящий в здравый смысл, он знает - это провокация. Но весь день из пограничных округов идут сведения о передвижении немецких войск у границы. Ночью он все- таки дает осторожную директиву:
  «В течение 22-23 июня возможно нападение немцев на фронтах. Нападение может начаться с провокационных действий, задача наших войск не поддаваться ни на какие провокации, но одновременно быть в полной боевой готовности, чтобы встретить внезапный удар немцев и их союзников. В течение ночи скрытно занять огневые точки на своих рубежах. Рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию. Тщательно ее замаскировать. ВВС привести в боевую готовность.»
  Главком военно-морского ведомства адмирал Кузнецов получил указание: немедленно связаться с командующими флотов - объявить боевую готовность.
  В 21 час 30 минут 21 июня 1941 года Молотов вызвал посла Шуленбурга и высказал обеспокоенность своего правительства:
  - В чем причина массового отъезда сотрудников посольства? В чем недовольство Германии, если оно есть? Почему нет ответа на миролюбивое заявление ТАСС?
  Шуленбург отвечал невразумительно, он был подавлен. Молотов, конечно же, все понял. Глава МИДа испугался сказать хозяину правду. Все правительство уехало со Сталиным на дачу, где Молотов передал слова посла без своих догадок. Сталин предложил ему послать шифровку послу в Берлин, пусть поставит перед Риббентропом те же вопросы, которые задавали Шуленбургу. Молотов поехал в наркомат. В 00.40 уже 22 июня в Берлин пошла шифрограмма. В 3.30 немецкие самолеты сбросили бомбы на Белоруссию. В 4.00 немцы уже бомбили Киев и Севастополь. На рассвете у Сталина были собраны все члены политбюро, а также Тимошенко и Жуков. Докладывал Тимошенко:
  - Нападение немцев следует считать свершенным фактом, противник разбомбил основные аэродромы, порты, крупные железнодорожные узлы связи.
  - Надо еще раз связаться с Берлином и позвонить в посольство, - подойдя к Молотову, сказал Сталин. Молотов из кабинета позвонил в наркомат иностранных дел. Оттуда ответили, что посол Германии его ждет. Сталин после его доклада коротко сказал:
  - Иди.
  Вошел первый заместитель начальника Генерального штаба Василевский и объявил:
  - Немецкие войска быстро продвигаются в глубь страны, не встречая сильного сопротивления.Вскоре вернулся Молотов и сказал:
  - Германское правительство объявило нам войну.
  - Противник будет бит по всему фронту. Что вы предлагаете? - спокойно произнес Сталин, обращаясь к военачальникам.
  - Дать указание пограничным войскам ударить по всему фронту и задержать противника - предложил Жуков.
  - Не задержать, а уничтожить, - заявил Тимошенко.
  Было решено: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили границу. До особого распоряжения границу не переходить. Авиации нанести бомбовый удар по войскам и по территории, занятой противником.» Все руководство подыгрывало Сталину, а он подыгрывал ему. Он понимал, что произошла катастрофа. У Гитлера все преимущества напавшего первым. Но каковы размеры катастрофы? Во второй половине дня Сталину доложили, что Западный фронт понес огромные потери и командующий генерал армии Павлов потерял связь со своими войсками. Первый виновный был найден. Так начинался первый день войны. Страна затихла в ожидании.

9

  Батальон прошел уже больше половины пути, на горизонте начинало светать. Комбат Зайцев был опытным командиром. Во вчерашнем бою он почти усвоил тактику немцев. «Авиаразведка, затем бомбежка и артподготовка, дальше танки и пехота. Вчера противник не атаковал танками, так как мы не обнаружили свои артиллерийские точки, и, боясь за потери, решил пехотой взять наши окопы. А может они где-то в другом месте понадобились. Тогда можно предположить, что вчерашняя канонада не была случайной, и наши перегруппировались и наносят контрудары всем, что еще осталось», - комбат понимал, что оставшийся заслон не сможет долго обороняться, если немцы пустят в ход танки. Подумав об этом еще выходя из села, он откомандировал два расчета сорокапяток в подмогу. «Теперь главное - авиация врага: хорошо, если удовольствуются только линией обороны и не полетят дальше, в тыл. Обнаружив нас, они поймут, что мы только прикрытие, и начнут искать основные силы».
  Впереди показался лесной массив, у комбата отлегло от сердца, он громко скомандовал:
  - Командиры батальонов! Подтянуть ряды! Шире шаг! Впереди лес, в нем наше спасение. Нужно успеть укрыться в нем на случай авиации. Там будет привал и прием пищи.
  Бойцы и сами понимали, что там их спасение и отдых, и без приказов и понуканий сами шли на пределе своих возможностей.
  - Верно говорит комбат, в леске наше спасение. Там и отдохнем, перекусим горяченького, может даже покемарим одним глазком, а бог дает и двумя. Так что нажимай, славяне, если по полю от их самолетов бегать не хотите, - весело улыбаясь и поглаживая огромные усы, выкрикнул пожилой солдат.
  - Слушай, Семеныч, а маршал Буденный тебе случаем не родственником приходится? - задорно спросил шедший в заднем ряду ефрейтор.
  - Да навряд ли он мне родственник, а то шли бы мы сейчас пешком, - в ответ отшутился тот.
  - Heт, ребята, кроме шуток, мы все сейчас зависим от оставленного заслона. Если они устоят, то мы спасены. Хорошо, что комбат им пушечки подкинул, на высотках, танками их легко взять не получится, другое дело авиация. Но, думаю, с божьей помощью обойдется, - заметил командир отделения.
  - Вот попали, братцы, впереди враг и сзади тоже, по родной земле как воры крадемся, - пробурчал молодой солдатик.
  - Что ты сопли распустил, чуть пинка под зад получил и сразу заячью позу принял. Погоди, дай встать, вгрызться в землю - остановим его, окаянного, соберемся с силами, и погоним тумаками восвояси. Дай время, после растерянности придет злость и ненависть, и ты сам зубами немцу горло будешь рвать, - солдат, который это сказал, смотрел молодому в глаза. Тот сперва смотрел обиженно, видно задел его гордость намек на трусость, но на последней фразе его будто подменили, и он шагал уже с улыбкой на губах.
  Положение батальона, да, впрочем, и всей дивизии, было незавидный. Когда стояли у границы, знали, что слева и справа соседи, впереди соединения с танками, артиллерией, самолетами, и нужно было переживать лишь о своем участке, зная, что тебя прикроют. Но когда находишься в окружении - картина иная - враг может появиться с любого направления. Выход один - нужно как можно быстрее догонять дивизию. Все-таки дивизия - это сила и требует больших сил для ее ликвидации, а в ситуации такого крупного наступления каждый батальон на вес золота. Лес оказался березовой рощей.
  Батальон быстро начал теряться в этом березовом зеленовато-белом свете. Листва на кронах берез, покачиваемая легким ветерком, нежно шумела. Деревья о чем-то тихо шептались. Эти звуки успокаивающе действовали на бойцов и командиров. После всего перенесенного за последнее время - эта роща будто вернула их в прошлую, мирную жизнь.
  Раздалась команда: «Привал». Бойцы быстро находили места поудобнее, ложились на сухие листья - кто сразу засыпал, кто закручивал сигару, жадно затягиваясь и выпуская густой едкий дым. Но вскоре, убаюканные шелестом листвы и прохладой легкого ветерка, который освежающе действовал на потные тела, засыпали, и со стороны казалось, что никакая сила не сможет их пробудить.
  Солнце уже поднялось над горизонтом, тени от стволов берез побежали по тухлым опавшим листьям, и от них потянуло прелым запахом; воздух посвежел и комбата стало клонить ко сну. В полудреме до его слуха докатился глухой грохот - звук шел со стороны села, который они покинули этой ночью. Капитан ладонью правой руки протер глаза, пытаясь отогнать дремоту, сел и прислушался. Да, слух его не подвел - заслон вступил в бой.
  - Сухов! Старший сержант - громко выкрикнул он.
  - Я здесь, товарищ капитан. - Солдат бегом, спускался в овражек, взметал прелые листья. Не доходя метра, он козырнул и выпрямился перед комбатом.
  - Игорь! Срочно ко мне всех командиров рот, - коротко, не поднимая глаз от планшетки с картой, приказал Зайцев.
  - Слушаюсь, Иван Васильевич! Я мигом, - он козырнул, и, буксуя по мягкой лиственной почве, полез в верх, на край оврага. Вскоре по лесу уже разносился его гулкий голос: «Командиров рот, к комбату!» Не прошло и десяти минут, как на дне овражка собрались все командиры рот, последним спустился командир разведвзвода младший лейтенант Петров. Поочередно доложили о своем прибытии и встали в шеренгу напротив комбата в ожидании распоряжений.
  - Товарищи командиры, вы все прекрасно понимаете обстановку, поэтому приступим к обсуждению главного: как нам поступить в сложившейся обстановке. Мое предложение - выступить немедленно. Наш заслон вступил в бой и пока немецкая авиация занята там, у нас есть шанс пройти незамеченными открытую местность в район Тевли. Считаю, что это единственное правильное решение, хоть и рискованное; все зависит от того, на какое время заслон удержит свои позиции. Слушаю ваши предложения! - высказав свое мысли, комбат тяжелым взглядом обвел своих офицеров.
  - Я с вами полностью согласен - это единственный выход, и другого я не вижу. Здесь у нас нет маневра, лес небольшой, нас просто раздавят авиацией и артиллерией, - поддержал комбата старший лейтенант Хохлов, командир 3-й роты.
  - И я согласен - тоже не вижу другого выхода. По-моему, это самое разумное, хотя и рискованное решение. А оставаться здесь до ночи - значит подвергнуть батальон опасности быть разгромленным, даже не соприкоснувшись с противником, -сказал лейтенант Сосновский, командир 4-й роты.
  - Спасибо, что правильно оценили обстановку, товарищи офицеры. Слушайте приказ: десять минут на сборы, рота Славкова впереди, Сосновский замыкающий. Взводу разведки остаться на час в лесу и оценить обстановку, догнать батальон в том случае, если со стороны заслона не будет движения противника. Если все-таки он прорвется - послать связного и принять бой. Всем выполнять задачи, - закончил комбат. Офицеры быстро побежали по своим ротам. Отовсюду понеслись команды к построению. Солнце уже прилично оторвалось от краев горизонта; поля сверкали зеленью всходящих побегов пшеницы. Голоса птиц раздавались со всех концов леса, точно стараясь заглушить приказы командиров. Но, вопреки их стараниям, ровно через десять минут батальон вытягивался стройными коробками рот в сторону Тевли.

10

  Заслон под командованием старшины Авдеева насчитывал в своем составе около семидесяти бойцов. Старшина сам отбирал со всех рот самых опытных, особенно тех, у кого подходил к окончанию срок службы. Первое, что предпринял Авдеев - приказал всем заняться реставрацией окопов, во многих местах после бомбежки профиль их
доходил до нуля. Нужно было чистить, поднимать фронтальный бруствер. Да и со стороны немцев будет хорошо видно, что русские не ушли и укрепляют оборону. Авдеев специально дал указание бойцам вести себя понаглее, шуметь о что-нибудь железное - пусть думают, что все мы здесь, в ночи ни хрена не поймешь, сколько личного состава перед тобой. Для этого он рассредоточил бойцов по всей длине окопа, пытаясь тем самым ввести немцев в заблуждение. Разбил личный состав на десятки и распределил дистанцию между ними; во всяком случае, в темноте на противника это должно произвести впечатление.
  Теперь самолеты, выделенные им для прорыва наших позиций, не пошлют вглубь на разведку. Старшина ходил с одного фланга на другой, проверял глубину и прочность бруствера, накатные перекрытия, число пехотных и противотанковых гранат. Все было в полном порядке. Вернувшись на свой наблюдательный пункт, взял бинокль и в амбразуру начал вглядываться в сторону противника - там, как будто, ничего подозрительного не происходило. Немцы соблюдали режим - ночью нужно спать. «А мы чем хуже», - подумалось Федору, он раскатал шинельную скатку, лег на лавку у стены, замотался в шинель и уснул.
  Ничего не понимающий старшина седел на лавке и тряс головой, потом ладонями сжал затылок, и до его слуха наконец начали доноситься слова человека, стоявшего у брезентовой накидки, закрывавшей вход в землянку
  - Товарищ старшина! Товарищ старшина! К нам два лейтенанта с пушками приехали, говорят, комбат послал для усиления. Просят вас показать, где выбрать удобные позиции для борьбы с танками, нужен ваш совет, чтобы потом не было недоразумений.
  - Ну что ты кричишь. Седых, разок решил выспаться, и то не дали, - ворчал старшина, поднимая с земляного пола упавшую шинель!
  - Так это, лейтенанты с пушками... - хотел было оправдаться боец, но Авдеев его перебил:
  - Ладно, зови их сюда, я сейчас выйду, - Седых поглотила черная пасть окопа. Вскоре оттуда показался боец, за ним следовали два офицера, блестя в лунном свете портупеями.
  - Здорово живешь, старшина. Показывай, где нам свои орудия посоветуешь окопать. Мы думали на наши прежние позиции, вон те высоточки по флангам - и места насиженные и ориентиры старые, - со знанием дела заметил один из офицеров.
  - Для начала давайте познакомимся. Авдеев, - старшина протянул руку.
  - Лейтенант Булаев. Лейтенант Быков. - Офицеры по очереди пожали руку старшине. Тот откинул полог брезента, пригласил артиллеристов в блиндаж.
  - Теперь слушайте мое мнение, лейтенанты. У нас в наличии два орудия, наша задача продлить их жизнеспособность, как это сделать, я сейчас объясню. Я считаю, орудия нужно хорошо замаскировать, с помощью маскировочной сети, и не раскрывать их до тех пор, пока немцы не начнут атаку танками. Открыв огонь по танкам на большом расстоянии, вы этим только выдадите ваше местоположение, и танки вас быстро подавят; у них броня, орудия и численное большинство!
  - Это мы поняли, старшина. Предлагаете отсидеться, пока не сомнут нашу оборону и не примутся за нас? - недоумевающим тоном спросил Быков.
  - Внимательно выслушайте меня, товарищи, а потом вместе подумаем, резонно это или нет. Во время танковой атаки стрелки и пулеметчики будут уничтожать живую силу противника, подпустив танки на бросок гранаты. Когда бойцы пустят в ход гранаты, немецкие танкисты будут заняты, замедлят ход, боясь погибнуть от невидимого противника. В этот момент вам и карты в руки, откроете по ним огонь. Пытаясь подавить ваши огневые точки, они ослабят внимание на окопы и станут уязвимы для гранат; пулеметчики положат их пехоту, прижмут к земле, дав бойцам шанс подобраться к танкам вне окопа. Если протянем до вечера, сразу снимаемся и уходим в шевлевские леса, для соединения с дивизией, старшина смолк, ожидая как офицеры оценят его план. Артиллеристы какое-то время смотрели друг на друга, потом оба кивнули головами: «Согласны!»
  - Тогда давайте, ребята, по своим высоткам, и постарайтесь отдохнуть, утром вы мне все нужны свежие, да и я малость вздремну, - попрощавшись с офицерами, Федор опять укрылся шинелью и вскоре засопел.
  Ночь была тихая. Луна, медленно плывшая по темному небосклону, укрывала своим желто-белым покрывалом солдат. Никто из бойцов не знал, что будет утром, у всех было одно желание - выспаться, увидев во сне родные места: жен, родителей, детей, друзей, соседей. Никто из них не догадывался, что их уже разделила судьба войны на живых и мертвых.
  На горизонте забрезжил рассвет. Старшина сел на край своей лежанки, свернул шинель, положил рядом, потянулся и крикнул:
  - Часовой! Ко мне! - полог брезентовой занавески распахнулся и поток света разделил противоположную стену блиндажа пополам. Вошел боец, на лице его выделялись сильные скулы, пилотка сидела ровно, по-уставному, крепкая шея в широкие плечи; весь его стройный вид внушал старшине доверие к нему. Боец красиво козырнул и доложил:
  - Товарищ старшина! Ефрейтор Шмаков Сергей Олегович по вашему приказанию явился.
  - Что, ефрейтор до армии спортом занимался?
  - Так точно! Боксом, был чемпионом области, - не без гордости ответил тот.
  - Молодец, Сережа! О гражданке после поговорим, а сейчас ты мне собери командиров и мухой всех сюда,
  - Шмаков убежал исполнять приказ. Федор взял бинокль, подошел к амбразуре окна и начал внимательно изучать окраины леса. Вдруг в кустарнике как будто что-то блеснуло. «Наверное, показалось» - подумал он и снова прильнул к оптике. Нет, не показалось - он снова увидел отблеск. «Неаккуратно, - рассуждал про себя Федор Алексеевич, - а если у нас снайпер. Обнаглели так, что совсем ничего не боятся. Видимо думают, что нас уже сломали. Ну давайте, вылезайте, мы вас быстро побреем, зубами вас будем рвать, суки!»
  Слева от леса доносилось какое-то тарахтение. Авдеев сообразил: «Танки с мотопехотой. Шустрые, решили с удобствами на колесах проехать, как на параде или прогулке. Давайте на мины, сразу бегать перехочется, а пока вы там будете копаться, мы тут перебьем вашу пехоту. Эх, жаль артиллерией нельзя, а то мигом раздолбали бы, как бог черепаху». Краем уха он слышал, как заходили, докладывая о прибытии, командиры отделений Он предусмотрительно разбил заслон на десятки, сделав их отделениями с командирами, чтобы быть уверенным - приказы будут в точности исполняться.
  - Вижу, все собрались, товарищи. Бойцов покормили?
  - Так точно, товарищ старшина. А то, знаете, на голодный желудок много не навоюешь. Немцы тоже нас уже рассматривают, ищут, видно, слабые места и пулеметные гнезда.
  - Пулеметы все с бруствера убрали?
  - Мы их и не приказывали устанавливать, понимаем, что вся надежда на них, - ответил за всех младший сержант Тюрин, он из всех прибывших имел звание отделенного.
  - Правильно поступили! Добровольцев на танковое направление отправили?
  - Еще ночью - от всех отделений по бойцу с тремя гранатами, за ними два пулемета прикрытия от вражеской пехоты.
  - Товарищи! Нужно так налечь на танки, чтобы им и в голову не пришло, что у нас есть орудия, а в такой кутерьме они не сразу обнаружат стреляющие по ним пушки. Да и пехоту немцев они отсекут быстрее, и танки останутся без прикрытия. Все, времени у нас нет-, давайте к своим людям и без ракеты огня не открывать! Свободны! - Федор Алексеевич, закончив, обвел всех стоявших тяжелым взглядом, рукой указывая на дверь.
  Какая-то сила снова заставила его вернуться к окопу. Взяв бинокль, он опять всматривался в освещенный ельник, но в этот раз ничего подозрительного; он повел бинокль по кронам деревьев в верх. Старшина посмотрел выше верхушек и попал в синеву небосклона; там, едва различимые, двигались какие-то точки, увеличиваясь по мере приближения. Авдеев все понял, крикнул связного:
  - Передай в окопы - воздух, и чтобы никакой беготни.Точки быстро приобретали очертания самолетов, по изогнутым у фюзеляжа крыльям, старшина понял, что это Юнкерсы 87-ые и 88-ые, выпущенные перед войной, заменившие 45-ые и 46-ые устаревшие модели. Самолеты резко пошли вниз, их моторы надрывно ревели. На бреющем полете пролетали они над нашими позициями, наводя ужас на бойцов, уже испытавших на себе их мощь. Юнкерсы взмывали за окопами ввысь, и разлетелись звеньями в разные стороны.
  - Сейчас пойдут на боевой заход, - прокатилось по цели. Они вернулись быстро, включив сирены, резко начали пикировать на наши позиции. Все вокруг затряслось, закачалось, земля словно ожила, заходила под ногами, как корабль, попавший в бурю Запахло гарью, смертью, горелым мясом. С обеих сторон траншеи начали обваливаться, повсюду слышались крики тяжело раненых. Санитары не успевали делать перевязки, их засыпало землей, выкидывало взрывной волной из окопов, они отряхивались, отлеживались и снова и снова делали свою работу. Старшина, выбежав из блиндажа, залег недалеко от пулеметного расчета. Немцы заходили на цель как бы волнами, с двух направлений, создавали иллюзию, что их в небе немерено, и что перемешать с землей всех, кто находится в окопах, не составит для них никакого труда. Старшина, подняв глаза, увидел пикировавший на него вдоль траншеи Юнкерс. Ему казалось, он видит ухмыляющееся лицо пилота в кожаном шлеме, словно говорящее: «Я здесь хозяин, а ты букашка, которую я могу убить, а могу оставить жить».Тут же засвистело, Авдеев упал ничком на дно окопа, закрыв голову руками. Тряхнуло так, что старшина прикусил язык, его засыпало третий раз с начала налета. Федор, лежа на животе, не мог понять, почему больше не трясет. До него не сразу дошло, что налет закончился. Он не мог понять, почему до сих пор жив, ведь летчик пикировал прямо на него, а от авиабомбы окоп не спасет. Или, как говорится, - у страха глаза велики. «И где пулеметчики?» - Он поднял голову; действительно, шагах в десяти от места, где его застал налет, занимал ячейку пулеметный расчет. Откопавшись, он поднялся на ноги, его еще слегка покачивало. Придя в себя, он, тяжело передвигая ноги, побрел к пулеметному гнезду. То, что он увидел, ужаснуло его, тошнота комом подкатила к горлу. Сначала он заметил большую воронку перед окопчиком, вырытым чуть поодаль от стрелковой траншеи его снесло, разметало. Старшина осмотрелся вокруг: на стенке противоположной стороны налипло что-то бурое вперемешку с материей; на краю воронки, еще отдававшие теплом и гарью разорвавшегося заряда, были разбросаны сапоги с торчащими из них человеческими конечностями, из кровавого месива оторванных мест торчали белые окровавленные жилы...
  До него дошло, что это останки пулеметчиков. Бомба взорвалась в трех метрах от пулемета, и взрывная волна с осколками металла, земли и частями разбитого пулемета, разорвала бойцов в клочья. В двух метрах от себя он увидел на дне окопа щиток от «Максима», а в полуметре от него голову первого номера Ивана Полетаева; его лицо, наполовину присыпанное землей, было каким-то бурым, широко раскрытые глаза просили: «Откопай меня, дышать нечем». Как не искал Авдеев второго номера, но кроме бурых, мясистых частей тел и кусков одежды, ничего не было. «Правильно в народе говорят: смерть объединяет всех», - с горечью подумал Федор. Он пошел дальше. Траншеям здорово досталось, местами вместо них были огромные воронки, более трех метров в диаметре; в одной из таких сидел боец, зажав голову руками, он раскачивался туловищем вверх-вниз, рядом лежали два неподвижных тела. У одного не было пилотки - видно снесло осколком, вместе с черепной костью, из остатков головы весело что-то густое бело-бурого цвета; другой лежал, широко раскинув руки, держа побелевшей кистью правой руки винтовку, вторую оторвало, только обрывки рукава гимнастерки закрывали то место, где она когда-то была.
  - Немчинов! Немчинов! Ты ранен? Вставай, все кончилось, - старшина, узнав бойца, тряхнул его за плечо. Тот поднял голову и смотрел на него обезумевшими, широко раскрытыми глазами. Федор понял, что у него сильная контузия. Оставив его, он побрел, шатаясь и удерживаясь за уцелевшие стенки окопа. Выйдя из-за поворота, он увидел сидевших бойцов: кто-то курил, дрожащими руками удерживая самокрутку, другие очищали с себя землю, вытряхивали сапоги, портянки, приводили себя в порядок. Этот вид воодушевил Авдеева, и он решил поднять моральный дух своих бойцов:
  - Ну что, кроты, откопались? Смотрите, зрение не попортите. Что, на свету лучше, чем под землей-матушкой?
  - Во, мужики, старшина явился, словно ангел с небес, аж на душе полегчало. Федор Семенович, надо предупреждать заранее о таких кошмарах - мы бы ночь не спали, а бомбоубежище выкопали бы, а то после такой встряски не поймешь, где душа, а где тело, - старшина сразу узнал бойца с большими усами.
  - Вот от таких умников как ты, Седых, и получаются братские могилы, бомбоубежище из железобетона строят, а твое убежище с названием: «хочешь умереть, полезай», - отшутился в ответ Авдеев. Шутка удалась, бойцы весело засмеялись.
  «Танки!» - пронеслось по окопам, солдаты похватали оружие и выглянули за бруствер. Немецкие танки выходили с левого от нас фланга, там, где кончался лес. Они шли колонной, а потом, взяв влево, растянулись в боевой порядок. Авдеев насчитал двенадцать штук. Как только они растянулись по фронту, из леса выбежала пехота, и, построившись двумя линиями, пошла вслед за ними.
   - К бою! Без приказа не стрелять, ждать моей ракеты, -зычно крикнул старшина и побежал по окопам к своему наблюдательному пункту. Немецкие ракеты никто не заметил. Танки словно ползли по ухабистому полю, покачиваясь, поднимая облака пыли; пехота шла следом. Авдеев наблюдал в бинокль, что танки были легкие Т-2, их выпуск немцы прекратили за год до войны и это радовало - наши сорокапятки с ними справятся без особого труда. Когда немцы приблизились к нашей передовой на расстояние трехсот-трехсот пятидесяти метров, старшина крикнул «Пора!» и вышел из блиндажа, на ходу заряжая ракетницу. Подняв вверх правую руку, он выстрелил, над бруствером окопов поднялись пыльные фонтанчики, на позициях открыли огонь. В немецкой цепи начали падать первые убитые. Поняв, что попали на линию огня, пехотинцы бегом подтягивались к танкам, укрываясь за их броню. Танки открыли ответный огонь из пушек и пулеметов, стараясь ослабить губительный огонь наших позиций. Наш огонь действительно ослаб - укрыться за броней, как противник, наши не могли, поэтому бойцам приходилось прятаться в окоп, дожидаясь, когда поутихнет огонь противника. Вдруг задымились три немецких танка, вырвавшихся вперед основной линии; из-за грохота боя не было слышно разрывов гранат, но все поняли - это добровольцы, выдвинутые этой ночью вперед для борьбы с танками. Пехота стала открываться, лишаясь танкового заслона, и стрельба с нашей стороны усилилась, немцы опять понесли потери. После подрыва третьей машины, они поняли, что перед танками есть одинокие окопы, в которых укрылись солдаты с противотанковыми гранатами. Танки остановились, и немецкая пехота ползком пошла вперед, в метрах 20-30 начались разрывы, наши бойцы сняли пилотки.
  - Земляки! Что же это получается? Они, сволочи, на наших глазах наших братьев зарыли, суки. Огонь! Славяне! Дадим им просраться, мать твою! Вася! Давай к лентам, сейчас я им покажу, почем пуд соли, - в злобе выкрикнул первый номер и припал к прицелу пулемета. Задергались в его сильных руках ручки «Максима», бойцы поддержали его винтовочным огнем.
  Танки, видя, что пехота залегла и несет потери, дали залп и, выпустив клубы черного дыма, рванули с места, стреляя на ходу. Бойцы начали готовить противотанковые гранаты, два пулемета было разворочено прямым попаданием. Вдруг два крайних танка рванули так, что башни улетели метров на двадцать, взрывная волна смела человек десять немецкой пехоты.
  Танки замерли и, подумав, что попали на минное поле, дали задний ход.
  - Вот те на, когда действительно пригодились вчерашние мины, значит у вас, культурных, брачок в работе тоже бывает, ох вы лапушки спасли, как во время, здесь и вправду поверишь в бога, - не зная как и кому, вслух проговорил Авдеев и удивился этому. Санитары в селе, видно, нашли две телеги с лошадьми и погоняли их к позициям, медленно шагая рядом с повозками, нагруженными ранеными. В воздухе засвистело, по бокам выросли фонтаны взрывов, кони заржали, пытаясь встать на дыбы, но упряжка не давала, они шарахались в стороны, совсем обезумев, рвали дышла, не слушались команды возчиков. Начался минометный обстрел. Следующим залпом мина накрыла вторую подводу, ее разорвало - попадание было точным и куски от того, что попало в эпицентр взрыва, раскидало во все стороны, осталась одна воронка. Видимо, корректировщик огня заметил движение в нашем тылу и накрыл повозки с ранеными. Снова земля вздыбилась, задрожала, взрывы мин и снарядов рвали ее, словно клыки большого невидимого зверя, и разбрасывали комья вперемешку с человеческими кусками тел во все стороны. Непонятно было, то ли стонала земля, не понимая за что так ее, кормилицу всего живого на земле, то ли раненые, лежавшие беспомощно на дне окопов. Все смешалось в единую, страшную на взгляд и на слух картину - называемую войну. Спасало бойцов еще и то, что немцы не знали, какие силы стоят против них, и треть снарядов пролетели дальше первой линии обороны, - во вторую и третью линию окопов, которые вчера занимал батальон. Старшина глянул на часы, они показывали без четверти два. «Так мало, а судя по этому кошмару - целая вечность. Сколько еще нужно положить людей, и сколько они еще смогут выдержать, пока наступит вечер, а за ним и конец боя?» Он и восемь человек резерва укрылись в блиндаже и при каждом вое очередной мины или свисте снаряда, думали, что вот он - последний. Но командиру это не свойственно при любых обстоятельствах, он должен держать управление вверенных ему людей и всегда знать, что от его умения зависят их жизни. Авдеев, стоя у амбразуры своего окошка, всматривался в бинокль, хотя знал, что при таком артналете ничего на передке не поменяется; но, чтобы вдохновить подчиненных, что это все не так уж и опасно, он только пригибался при очередном разрыве и снова подносил бинокль к своим глазам. Он нутром чувствовал, что немцы перегруппировываются, и, чтобы на этот раз атака была последней, решили сперва смешать нас с землей. Еще рвались снаряды, когда он, сквозь завесу пыли и огня, увидел танки те уже прилично продвинулись к нашим окопам - закрытые артобстрелом, они спокойно построились и пошли на наши позиции. Старшина, несмотря на разрывы, выстрелил из ракетницы - ракета описала огненную дугу и вспыхнула на излете. В линзах бинокля он увидел, как бойцы в окопах оживали, как направлялись стволы винтовок в сторону неприятеля, в пулеметных ячейках ставили пулеметы. По спине прошла прохладная дрожь: «надо же, живы, вот это народ». Он оглянулся на сидевших на лавке бойцов и просто, по-отцовски, будто собираясь на прогулку, сказал:
  - Ну что, мужики, покажем захватчикам, что наша земля дорого стоит - это им не по Европе маршем шагать, здесь нужно учиться ползать. Забирайте все боеприпасы. Если этот бой выдержим - будем жить, а нет - они нам больше не пригодятся. Пошли, орлы! - первый сорвался с места, когда старшина еще говорил, за ним все остальные. Шестеро тащили три пулемета, трое весь остаток боеприпасов (ящик патронов и ящик гранат). Прошли третий окоп обороны, во втором старшина остановился, жестом поднятой правой руки останавливая остальных.
  - Слушайте, пулеметчики: во второй траншее вы двое - на левый фланг, вы двое - на центр, а вы - на правый, -указывая пальцем на пары, сказал Авдеев. - Теперь слушайте задачу - своим огнем не дать немецкой пехоте ворваться в первую траншею. Если справитесь, то дадите бойцам первой линии возможность для борьбы с танками, затем в ход пойдет наша артиллерия и немцы замечутся в растерянности. Если все получится, как я задумал, то вечером, мужики, уже будем на марше, - он закончил и побежал с остальными туда, где решалось все. Он не стал пулеметчикам отдавать лишние команды - знал, они сделают все, что от них требуется, а может и больше.
  Солнце клонилось к западу, жара стояла страшная, а вдобавок к этому примешивались угар от взрывов и тепло разгоряченных тел солдат. Старшина смотрел на ход солнца, как на песочные часы, в висках стучало. Танкам оставалось меньше сотни метров, вторая линия хорошо прижимала пулеметами немецкую пехоту, немцы стали чаще залегать и теперь передвигалась малыми перебежками. Старшина добился своего - пехота врага отстала от своей броневой защиты, а танки от прикрытия пехоты.
  - Гранаты к бою! Добровольцы за бруствер, нужно этих сволочей немного прорядить. - Первые слова командира были громкие, звучные, чтобы услышали все, а вторые сказаны полушутя, больше рассчитанные на русскую лихость и гордость. Это подействовало - несколько бойцов по всей линии траншеи со связками гранат перевалили бруствер и ползли на встречу к своему бессмертию. Немецкие танкисты засекли наших солдат, открыли из башни пулеметный огонь. Старшина нe мог больше наблюдать за избиением своих солдат - он достал ракетницу и выпустил зеленую ракету в сторону немцев. Тут же поднялись два фонтана перед танками. Наверно артиллеристы давно ждали этой ракеты, потому и промазали, не справившись с напряжением. Но уже два следующих попали в цель: слева и справа зачадили два танка, распахнулись люки, из которых лихорадочно пытались вылезти люди, но тут же перегнулись, повиснув вниз головами с вытянутыми руками. Пока немцы поняли, кто поджег их машины, наши пушкари подожгли еще два танка. Видно, их командир засек наших пушкарей - башни начали поворачиваться. На позициях артиллеристов поднялись фонтаны взрывов, но в это время еще два танка встали, подбитые. Танки вплотную приблизились к окопам, два горели, на половину пересекшие траншею. На старшину пер средний Т-4. Серьезная машина - снаряды наших сорокапяток уходили рикошетом в верх и вбок, оставляя лишь полосы искр. Авдеев забрал у бойца связку противотанковых гранат. Махнув солдатам, чтоб рассеялись по сторонам траншеи, присел в том месте, где танк сможет пройти прямо над ним. Федор, сидя в яме, не видел танк, лишь ощущал дрожащие земли и рев мощных моторов. Спина покрылась потом, сверху что-то посыпалось за шиворот, наполовину завалив старшину землей. Тут же его оглушил рев моторов, затем танк, коснувшись задом, перевалил окоп траншеи. Оцепенение как рукой смахнуло - с трудом высвободившись от комков земли, он дернул чеку средней гранаты и, сделав шаг вперед, выпрямился и резко бросил ее уходящему танку в моторную часть.
  Раздался взрыв, его опять засыпало землей; стряхнув ее, он выглянул и увидел горящий танк, тот еще продолжал двигаться, а танкисты уже лезли из люков. Старшина спокойно, как на стрельбище, застрелил их со своего револьвера. После всего пережитого сегодня, промелькнувших в глазах погибших товарищей, он не испытывал никакой жалости. Старшина нутром почуял, что наступает кризис, но этот бой они выиграли. Немцы тоже это понимали: оставшиеся три танка дали задний ход, пехота приседала на одно колено, отстреливалась, затем поворачивалась и бежала назад. Наши пушкари подбили одному из танков гусеницу, но танк был новейшей конструкции Т-4, наши сорокапятки не могли пробить его лобовую броню, танк мощно отстреливался. У Быкова взрывной волной опрокинуло орудие и ранило наводчика. Все-таки с шестого выстрела танк задымился, через секунды раздался взрыв, и башня взмыла ввысь и упала с глухим звуком в пяти метрах от танка. Старшина медленно положил голову на кулаки рук, ему не верилось, что все кончено. Подняв голову, уже без страха быть убитым, он глядел на горевшие, изуродованные броневые чудовища, на убитых немецких пехотинцев, на изрытое поле с черными воронками. К горлу подкатывала гордость за своих солдат, за этих молоденьких младших лейтенантов, слезы выступали на глазах при мысли об убитых и тяжело раненых, которых взрывы немецких снарядов и мин заживо закапали, бросавшихся под немецкие танки со связкой гранат. Собрав всех, старшина насчитал двадцать два живых, потери составили шестьдесят шесть человек, он приказал похоронить погибших, перекусить, что у кого есть, и готовиться к маршу. Старшина зацеплял концом кинжала тушенку и прикусывал ржаным сухарем. Он размышлял, как вывести оставшиеся от заслона остатки бойцов незаметно для немцев. Понятно одно, если вывозить сейчас, при свете еще заходящего солнца, немцы, безусловно, дадут нам уйти в село, но, во-первых, они будут точно знать количество человек, вышедших из траншей, во-вторых, мы не будем иметь организованной обороны, т.к., впустив нас в село, они его окружат и накроют с воздуха, без лишних для себя потерь.
  Взвесив все за и против, Авдееву пришел в голову очень простой план, правда они теряли драгоценное время, для отдыха личного состава, для ночного похода. Он медленно пережевывал мясо, хрустел сухарем, глядел на уставших бойцом, многие были перевязанные, на ткани проступали багряные пятна. Поев, старшина сказал рядом сидевшему связному, чтобы нашел младшего сержанта и прислал к нему. Не прошло и минуты, как к нему подсел Сухов.
  - Что случилось, Федор? - Просто спросил он.
  - Слушай, Юра, я знаю, что бойцы устали, но, чтобы уйти тихо, нужно обмануть немцев.
  - И как это сделать?
  - А вот слушай: пускай люди полчаса отдохнут, а потом веди их назад - начинай делать вид, что восстанавливаете траншею заново, кидайте так, чтобы у немцев создавалось мнение, что нас не так уж мало. Смекаешь, Юра? - Сухов кивнул головой в знак согласия и пошел в сторону бойцов, на ходу поправляя гимнастерку, строгость в амуниции командира хорошо влияла на сознание бойцов. Солдат уговаривать не пришлось, все взяли саперные лопаты и каждый кидал за бруствер землю, беря по несколько метров в длину. То же самое проделывали арт расчеты Булаева и Быкова. Со стороны третьей траншей раздался металлический стук.
  - Мужики! Пошли горячего пожуем, потом докопаем, сколько положено, - до Медведева первого дошло, что означал этот стук и он весело предложил всем подкрепиться. Младший поглядел на старшину, тот ответил кивком.
  - Бойцы! Давайте все на ужин, кроме пулеметного расчета Нилова и Седельникова, - отдал распоряжение Сухов, потом добавил весело, чтобы не обидеть пулеметчиков. - Не в обиду, мужики, положено охранение, да и кто кроме вас, Нилов и Седельников, обеспечит нам спокойный ужин. Через полчаса вас заменит расчет Павлова. Все остальные за мной.
  День подходил к концу. Солнце закатывалось за заветный горизонт, с севера показались темноватые тучки, жара начала спадать. Нилов и Седельников сидели у стенки окопа, прикасаясь плечами, курили по переменке одну самокрутку, и временами поглядывали через бруствер, но с противоположной стороны не было никакого движения. Их не тянуло к разговору, они просто сидели, смотря в голубое небо и думая каждый о своем. Так и застал их Павлов со своим вторым номером:
  - Ну, славяне, сразу и не поймешь, живые вы или того решили богу душу отдать. Давайте, идите, поешьте горячего, там кашевар Леха Фирсов какого-то варева из концентрата сварганил, но ничего, нутро греет и на том спасибо. - Сказал он просто, обыденно, с улыбкой на лице.
  - Видимо наел рубильник и сразу же ожил, бродяга, час назад зубами скрипел - думали, танк пополам разгрызаешь. Пойдем, Ваня, тоже духу наберемся, - Серега, выдавив усталую улыбку, подал Седельникову руку. Тот поднялся, они пошли и вскоре скрылись в ходе сообщения.
  Солдаты весело постукивали ложками о дно своих котелков, усталость уступила их оголодавшим желудкам. Многие спали, закрыв лицо пилотками, в темной стороне траншеи. Друзья подали свои котелки, и повар черпаком налил им пайку горячего варева. На ходу каждый зачерпнул ложкой из своего котелка - было съедобно. Найдя свободное место, уселись поудобнее и спокойно, чтобы не обжечь губы, начали кушать.

11

  Два прошедших дня войны сильно врезались в память Ивана Седельникова, все чаще он задавал себе вопрос: почему так произошло? Все годы службы в Красной армии политработники и командиры им внушали, что Советская власть и ее вооруженные силы готовы дать сокрушительный отпор любому агрессору, и что победят его на его же территории. Но то, что произошло, не укладывалось в его голове. Иван не мог, по своему статусу, даже и предположить того, что случилось 22 июня 1941 года. Какая огромная, по своим масштабам, трагедия. Заданный фронт, в который входила 49-я дивизия Седельникова, был расчленен, штаб в Кобрине был разгромлен уже вечером, и управление велось только с теми соединениями, которые были в поле видимости командования, но немцы уже имели многократное преимущество в танках, самолетах, моторизации, в людях. А так как все наше имущество на приграничных складах досталось немцам, то в снабжении своих танковых групп у них не было нужды.
  Наши армии отступали разрозненными группами, больше всего угнетала неизвестность - где наши, а где немцы. В таком хаотичном отступлении многое зависело от командования местного, от их интуиции и знания военного и политического искусства. 49-я дивизия уцелела благодаря своей отдаленности от границы, она находилась в стадии формирования. Не имела еще положенных по штату 16-ти легких танков они были, видимо, еще в пути. Пистолетов-автоматов имелось в количестве 1204 штуки, из орудия только 45-мм, новых поступало мало и в основном их везли к границе - это 78 мм орудия с малым запасом боекомплекта бронемашин не было; батальон автомашин, по штату 558 единиц и около ста лошадей, по штату 3039 голов. Поэтому, оценив обстановку, полковник Мартынов, видя, что правый и левый соседи отступают, принял решение - считая его правильным - начать плановый отход в район Минска, для соединения со вторым эшелоном обороны. Не было информации, какими силами немцы прорвали фронт Красной армии и на какую глубину они врезались, если на глубину 30-50 километров, то дивизия уже в тылу их ударных группировок и перед ними нет больших соединений наших войск, а это значит, что их танковые войска на пути к Минску. И если он, полковник, не успеет вовремя отойти, то второй эшелон немецких войск их просто раздавит. И поэтому единственно правильное решение - увести дивизию из-под удара 4-ой армии генерала полковника Клюге. И теперь, находясь в штабе Тевли, он слушал доклад начальника особого отдела дивизии, майора Тюрина Виктора Олеговича. Майор докладывал, что по шоссе Брест-Минск движется нескончаемый поток немецких войск. Было много приведенных разведкой красноармейцев и командиров приграничных войск, но никто толком ничего ни сказать, ни объяснить не мог. Одно знают точно: сперва их смешали с землей артиллерией и авиацией, а потом пошла армада танков. Артиллерийские парки были все разбиты, танки сожжены, самолеты тоже, они даже не успели все вооружиться, нашли спасение в бегстве, а наших пленных не сосчитать. Было предельно ясно, что немецкая военная машина перемолола наши приграничные соединения, которые, мало того, что не были приведены в боевую готовность, но и не были рассредоточены на танкоопасных направлениях. Танковые группы Гота и Гудериана, пройдя нашу приграничную оборону, расстроенную артиллерией и авиацией, вышли на оперативный простор, и, не встречая сильного сопротивления, ринулись к Минску, охватывая его с севера и с юга. Мартынов про себя давно понял, почему такое произошло именно с Западным фронтом. В Москве делали ставку на южное направление - Киевский округ, там были основные силы вооруженных сил, но и там не ожидали удара немецких войск, но ресурсов у немцев видимо не хватало, так как основные их силы были на западном особом направлении, а здесь их никто не ждал. Директива из Москвы, подписанная Жуковым и Тимошенко, запрещала предпринимать какие-либо действия, которые могли бы спровоцировать немцев к войне. Напрашивался вопрос: почему такое скопление вражеских группировок не было замечено в генеральном штабе, неужели там так всецело верили пакту о ненападении немцев на советский Союз, и не поверили, что немцы готовы вести войну на два фронта? Тогда понятно, почему войска не были приведены в боевую готовность и не были отведены на безопасное расстояние от границ, а аэродромы оказались бесполезны в виду их перегруженности самолетами.
  Геннадий Юрьевич поглядел на карту - до него сразу дошло, откуда и куда немцы нанесли удары по нашим группировкам. Было ясно видно, Белостотский выступ нависшемся над нашими войсками, которые своим скоплением лишались оперативных маневров, для развертывания своих войск в единый кулак, то же самое и в Бресте. Немцы создали две танковые группировки и ударили с Белостока на Гродно-Вильнюс с выходом на Минск группы Гота, а Гудериана с Бреста на Кобрин и Барановичи. Весь западный фронт затрещал по швам, и его дивизия, даже укомплектованная по штатам военного положения, могла лишь, не нанеся большого урона немцам, просто погибнуть и быть плененной с оставшимися в живых красноармейцами. И теперь комдив был абсолютно уверен в правильности своего приказа о плановом отходе в район Минска.

12

  Солнце на половину скрылось за полосой горизонта. Немцы, с промежутками, пускали ракеты, больше для того, чтобы дать понять нашим бойцам о своем присутствии. Тем временем наши бойцы отдыхали. Старшина Авдеев тоже прилег, последние сутки всех вымотали до предела, а чтобы оторваться от немцев, нужны были силы.
  Иван, стряхнув грустные мысли, решил спросить, что об этом думает Сергей:
  - Серёга, слышишь?
  - Что? - как бы нехотя повернув голову в сторону Седельникова, спросил Нилов.
  - Я вот сейчас сидел и думал, почему все так произошло, почему все-таки мы отступаем, и отступаем быстро. Как же речи товарища Сталина, Молотова: «воевать на вражеской территории»? По всему, Серега, получается - переиграл нас Гитлер. Наше правительство нас сюда привезло, в палатки посадило, мы сидим, думаем, что впереди у нас крепкая оборона, а на деле там тоже сидят, боясь лишнее телодвижение сделать - ни дай бог, немцы подумают, что это с нашей стороны провокация. Вот мы и высидели себе шило в задницу, теперь где остановимся, сам черт не разберет. - Иван говорил спокойно, но со злым нажимом на каждое произнесенное слово, обида в его душе заглушала страх быть арестованным НКВД за антисоветские разговоры и нападки на руководство.
  - Слушай, Ваня! Ты про это бы потише говорил, сейчас многие наверняка так же думают, но на данный момент идет война и такие рассуждения могут привести к анархии. А нам сейчас нужны сплоченность и крепкая дисциплина, вера в командование, иначе нас немец сожрет и не подавится. Сейчас у нас, родной, одна задача - остановить их и погнать назад, в их Берлинское логово, вот и раскинь мозгами, кому выгодны такие вот разговоры, - Сергей говорил убедительно, глядя в глаза своему другу, давая понять, он с ним во многом согласен, но не время искать виновных в случившемся, главное сейчас выдержать удар врага и победить.
  - Ты прав, Серега! Главное - Родина! И уж потом все эти за и против. Все-таки, Серега, посмотри, сколько до войны было арестовано высших офицеров, политиков, простого народа - как врагов Советской власти, многих - как предателей, работавших на вражеские разведки, а врага в лице Гитлера не увидели. Ему поверили, а своим нет. Я имею в виду тех, кто высказывался про то. что немцы готовы напасть на Советский Союз. Теперь, вышло, они были правы, выходит, пострадали за свою правду; получается, настоящие враги остались на свободе и сидят очень высоко, - Иван последние слова договаривал полушепотом, осознавая, про кого он говорит, и опасливо глянул по сторонам, но они сидели на отшибе от других и поблизости никого не было. Он успокоился и посмотрел на Сергея.
  - Слушай Иван, что ты расплакался, как барышня, не время сейчас искать виновных, без нас найдется много охотников в НКВД, а с такими мыслями ты будешь у них в списках одним из первых. Не солдатское это дело - языком чесать, наше дело, чтобы наш «Максим» работал так, чтобы этих фашистских гадов поубавилось на нашей земле. Одной злобой их не победить. А пока, мой родной, вся вина на нас будет висеть, покуда мы будем отступать. Понимаешь, Ваня, чтобы остановить и уничтожить эту военную машину под названием фашизм, нужно стать крепким как сталь, тогда она забуксует и начнет разваливаться от собственного бессилия, тогда-то и придет наш час - мы выкинем этот металлолом за границу своей страны на обозрение всему миру, а там пусть капаются, как и почему это случилось. А пока наша задача - как можно меньше отдать своей земли на растерзание фашистской сволочи, а остальное, Ваня, выкинь из головы, ей богу, мешает воевать. Если согласен, дай руку и помолчим! - Нилов протянул руку другу, поглядев на Седельникова. Глаза Ивана были широко раскрыты, его губы и подбородок дрожали. Сергей понял: душа Ивана сейчас боролась, как бы выбирала правильное решение. Вот второй номер медленно протянул свою руку и пожал Серегину, его лицо разгладилось, и он, выдавив улыбку, кивнул головой, давая понять, что согласен.
  Солнце спряталось за горизонт, наступили долгожданные сумерки. Авдеев откинул полог брезента, закрывающий вход в блиндаж, и послал связного собрать бойцов у входа на наблюдательный пункт. Старшина вышел из блиндажа. На небе ясно светили звезды, с немецкой стороны пошли огненные трассы и в звездном небе повисли яркие шары осветительных ракет, в их свете он рассмотрел лица бойцов, у многих были перевязаны головы, все ждали последнего на сегодня приказа.
  - Ну! Что, ребята, отдохнули чуток? Сегодня вы показали врагу, что такое русский солдат, двенадцать танков и батальон пехоты, нашу не полную роту немец движется, и где они вой догорают в окопе и на ваших позициях. Стояли вы, ребята, как львы, не щадя себя. Артиллеристы тоже молодцы, с двумя пушками хорошо вас прикрыли, ни раньше ни позже, а в самый нужный момент. Связной! Быстро к ним, пусть выдвигаются - встреча за селом. Выполнять! Слушайте, бойцы! От лица службы - объявляю вам благодарность!
  - Служим трудовому народу! - в полголоса хором ответили бойцы.
  - На сборы пять минут! Разойдись! - старшина козырнул, он знал, что собирать им нечего, пусть хоть покурят, выдвинуться нужно незаметно, а в пути не покурить. Бойцы разбрелись в траншее, и скоро в ней засверкали небольшие вспышки зажженных спичек, их огонь тут же гас, закрытый ладонями рук, позже видны были только блуждающие огоньки завёрнутых из махры самокруток.
  Иван с Сергеем закурили, глубоко втягиваясь, до жжения в горле, выпуская клубы дыма. К ним подсел на корточках боец.
  - Мужики! Табачком не богаты? - спросил он. Нилов достал из левого кармана галифе кисет с махоркой и протянул бойцу. Тот взял кисет, достал бумагу с нагрудного кармана гимнастерки, оторвал нужный кусок, остальное положил назад. Держа в левой руке кисет с клочком бумаги, он правой, щепотку за щепоткой, накладывал в нее табак.
  - Эй друг, ты куда такой куль завернул, тут весь мой кисет войдёт, - не выдержал Нилов, глядя, как щедро тот расходует его табак.
  - А я чужой не жалею, - отшутился боец.
  - Оно и видно, смотри рожу не спали, - отбирая кисет, осадил наглеца Сергей. Тот закурил. Действительно, от его затяжки огонь самокрутки осветил их место вокруг него метра на два.
  - Слушай, друг, шёл бы ты отсюда, не хватало только нам от твоей подсветки под обстрел попасть, - пошутил Иван, чтоб как-то успокоить своего друга.
  - Вот-вот, иди от греха, а то от тебя демаскировка одна, - примирительно сказал Сергей.
  Боец ещё раз затянулся, осветил своё и их лица, улыбнулся, махнул рукой, словно извиняясь, и растаял в темноте. Нилов поудобней пристроил спину к стенке окопа, облокотился правой рукой о колено, положил лицо в ладонь и, вполоборота глядя на Седельникова, спросил:
  - Слушай, Ваня, как думаешь, если дойдем до дивизии, у нас шанс будет прорваться к войскам фронта?
  - Да как тебе сказать, кто знает на какую глубину нашей территории вклинился враг и какими силами; сдается мне, что немалыми, а сзади нас уже поджимает второй эшелон, а это большие силы, Серега. Основное наше неудобство в том, что мы идем лесными дорожками, а они наезженными, у них получается быстрый маневр в любую сторону. Выходит, все козыри у немцев, отсюда вывод - чем дольше нас не обнаружат, тем больше вероятности дивизии выйти к основным силам фронта. Комдив правильно мыслит, ставя малые заслоны, чтобы немцы думали, что перед ними остатки разрозненных групп, успевших уйти из-под удара, - Иван хотел добавить, но проходивший мимо связной уже звал всех к старшине.
  Авдеев, дождавшись последних, негромко сказал:
  - Бойцы, проверьте амуницию, чтобы никакого шума, бряка от металла, никаких разговоров, пока не выйдем за село, там можно будет расслабиться. Слушай команду: я в головной, младший сержант замыкающий. За мной марш!
  Немцы опять пустили осветительные ракеты, на мгновение озарив тут же присевших бойцов, затарахтел с их стороны пулемет, трассы пролетели над окопами и погасли, вонзившись в землю где-то у околиц села.

13

  В Тевли командир 49-ой стрелковой дивизии полковник Мартынов Геннадий Юрьевич собрал в штаб всех командиров полков. Штаб разместили в бывшем здании городского совета. Свой кабинет комдив разместил в зале заседания, эта была большая комната, с четырьмя огромными окнами, выходящими на городскую площадь, на высоких потолках висели две громадные люстры, в центре стоял большой стол управляющего из красного дерева, работы мастеров середины 18-го века, к нему были приставлены полированные столы поменьше в такой же цвет и стулья на тридцать человек. Так что, когда командиры полков сели на свои места, они заняли лишь пятую часть тех, кто раньше размещался здесь.
  - Товарищи командиры! На повестке нашего заседания один вопрос: как выйти в район Минска и соединиться со вторым эшелоном фронта, оставаясь боеспособным подразделением. Мое предложение такое: стараться не вступать в стычки с противником, в виду слабого вооружения. Вы знаете, что дивизию не успели скомплектовать и то, что мы имеем на данный момент - для открытого боя не годится, зная оснащенность немцев. Предлагаю продвигаться лесами, насколько позволит продовольствие, нехватку будем пополнять путем быстрого наскока на станции, мгновенно отходя и не давая им опомниться, используя минимум численного состава дивизии, основная же часть должна двигаться без остановок. Иначе можем не оторваться, самое опасное для нас - авиация, объяснять не буду. Теперь, что касается маршрута: идем в район города Пружаны. Считаю, что леса Тевли подходят для нас, проходимые, имеются лесные просеки, можно продвигаться и днем до Писцово, а вот дальше открытая местность до самых Пружан, там железная и автодороги, если нас обнаружат, то сами понимаете к чему все приведет. Есть у меня мысль обойти Писцово правее, форсировать реку Мухавец, выйти на маршрут Магульники-Горки-Вайтешин-Нечаево, дальше по обстановке. Пожалуйста, вопросы, свои предложения, - закончил он.
  - Разрешите, товарищ, полковник?
  - Давай майор Носков.
  - Думаю, ваш расчет разумный, но у меня есть свое предложение: идя одной колонной, мы создаем многокилометровый хвост, что будет мешать маневру в случае опасности. Предлагаю разделить дивизию на полковые колоны - это даст возможность маневра в любом направлении, - высказавшись, он наклонился над картой.
  - Ну что ж, я считаю предложения майора весьма резонным.
  - Разрешите, товарищ полковник?
  - Давай, капитан Чулков.
  - У меня просто вопрос - кто останется встретить наш заслон здесь? Командир и бойцы там проверенные, не думаю, что они все погибли и ждать их не стоит. - Подняв глаза на комдива, он ждал ответа.
  - Оставьте одного разведчика. Майор Скобелев, ты, как начальник дивизионной разведки, обеспечь выход оставшихся бойцов в район нашего базирования. Думаю, вопрос исчерпан, если больше вопросов нет - все по своим подразделениям, прорабатывать маршрут со своими комбатами. Одно условие - никто ниже командиров рот не должен знать о маршруте дивизии - это приказ. Свободны, - комдив строгим взглядом проводил выходящих командиров полков. Мартынов тяжело сел в кресло и наклонился над картой Минского района. Он знал, все учесть невозможно, любая случайность может перечеркнуть все, что он наработал. Решив подстраховаться, он вызвал к себе адъютанта. Вошел Конев, хотел было доложить, но комдив взмахом руки остановил его и приказал:
  - Леонид Сергеевич, срочно ко мне командира роты Славкова и командира развед роты Сухарева!
  - Понял! Разрешите выполнять? - козырнул адъютант и, не дождавшись ответа, быстро вышел, прикрыв за собой дверь. Геннадий Юрьевич встал со стула, подошел к окну, уперся ладонями в подоконник, и глянул в окно. Площадь была, не считая проходивших небольшими группами солдат, пуста. Он увидел, как выбежал его адъютант и остановился у проходящих солдат, видно спрашивал что-то, на углу двое курящих бойцов взмахом рук показывали ему на северную сторону улицы. Старший лейтенант резко развернулся и побежал в указанном бойцами направлении.
  Еще входя с дивизией в городок, Мартынов обратил внимание, что построен он, как и все остальные города в стране - обустроенный центр с административными зданиями, магазины, жилые двух и трехэтажные дома, а ближе к окраинам начинался частный сектор.
  - Товарищ полковник! Вызванные вами офицеры в приемной! Разрешите пригласить? - задумавшийся было комдив быстро вернулся в реальность и кивнул головой, давая понять, что ждет. Офицеры вошли, доложили о своем прибытии. Мартынов, без церемоний, пригласил всех присаживаться, жестом указывая на стулья около стола. Сам устроился в свое кресло, облокотившись на край стола.
  - Начну с тебя, разведка: тебе, старший лейтенант, ставлю задачу влиться в роту Славкова и проводить его до переправы, потом выслать своего разведчика с вашим маршрутом нам навстречу, самому переправиться через реку Мухавец и нащупать безопасную дорогу на Магульники-Горки, оттуда так же посылаешь вестового с найденным маршрутом и ждешь нас там. Тебе, старший лейтенант Славков, задача посложнее: к нашему подходу приготовить лес и сколоть плоты, в подмогу возьми взвод саперов. Учтите, линия фронта откатилась далеко на восток, это видно по ночным вспышках и заревам пожаров. Из этого следует, что двигаться нам необходимо быстро, поэтому посылаю вас вперед, чтобы не тратить время и не делать больших остановок. Я думаю, все ясно, товарищи офицеры. Скажу прямо - от вас сейчас многое зависит. Все! Свободны! Берите все необходимое и выдвигайтесь по маршруту, через три часа дивизия выходит следом, - эти слова были сказаны вдогонку уже выходящим из дверей офицерам. Полковник вызвал адъютанта и послал его предупредить всех командиров полков, что через три часа общее построение на площади, и попросил принести что-нибудь перекусить. Конев принес комдиву котелок кулеша с тушенкой и стакан крепкого чая и молча вышел. Мартынов взял кусок хлеба, не торопясь откусил, зачерпнул ложкой из котелка и, нехотя, стал пережевывать. По его задумчивому лицу было видно, он находится вне кабинета. Пообедав, Мартынов почувствовал непреодолимое желание вздремнуть часок-другой. «Не время, - про себя проговорил он, - скоро выступать, в Эмке высплюсь, нужно бумаги собрать, и где, черт возьми, начальник штаба с комиссаром». Словно услышав его, вошли Сурков с Гладковым.
  - Геннадий Юрьевич, - начал начальник штаба подполковник Гладков, - штабные документы уложены, ваш передовой отряд и разведку проводили, иначе как мы найдем тропу, по которой выступать и не разбежаться. Грамотно придумали Геннадий Юрьевич, я сразу понял, что на ходу сымпровизировали, а по какой просеки идти, забыли сказать!
  - Ладно, Василий Васильевич, ты-то у меня зачем? - отшутился Мартынов. Старший лейтенант Конев, как хороший адъютант, принес три стакана чая и тарелку с баранками.
  - Вот это кстати, а то с этой беготней под палящем солнцем в горле все пересохло. Да-a, нынче лето жаркое: и в небе и на земле, - дивизионный комиссар потер от радости ладони, чинно присел за стол, аккуратно, тремя пальцами, взялся за подстаканник и, вымочив сушку в стакане, с аппетитом откусывал от нее, запивая мелкими глотками и причмокивая от удовольствия губами.
  - Ну что, Васильевич, составим компанию нашему комиссару?
  - Можно, Геннадий Юрьевич, - приняв приглашение комдива, ответил начальник штаба. Все трое сели рядком и чаепитие началось. Намотавшись за день по полкам, отдавая распоряжения, никто не пытался завести разговор. Мартынов знал своего комиссара еще с гражданской, тогда его полк занимал позицию на подступах города Уральска по левому берегу реки Урал, а накануне, во время рейда по тылам Колчаковцев, погиб его комиссар Есеев. В ночь на второе июня 1919 года Каппелевский конный отряд, в два эскадрона атаковал левый фланг его полка. Охранение не сразу заметило этот неожиданный натиск, рота Пимонова, не поняв откуда наступает противник, в беспорядке начала покидать свои позиции. Комиссар полка Сурков вскочил на тачанку, вихрем полетел на левый фланг, развернул тачанку по фронту, приказал пулеметчику открыть огонь по врагу, сам взял коня, вытащил у ординарца маузер и побежал, стреляя в воздух, останавливать бежавших в растерянности красноармейцев. Огонь из тачанки затормозил продвижение конницы врага, что дало комиссару и командиру роты время, и те огнем из винтовок смогли отогнать противника и занять брошенные позиции. С того боя Мартынов и Сурков никогда не давали друг другу повода не доверять друг другу. Сейчас, глядя на смакующего чай комиссара, Мартынов точно знал, что они прорвутся к своим и еще повоюют. Чаепитие прервал адъютант комдива Конев:
  - Разрешите, товарищ полковник!
  - Говори, Леня, - подняв голову, сказал Мартынов.
  - Дивизия к маршу построилась, какие еще будут указания?
  - Проверь, все ли штабные документы погружены и предупреди начальника особого отдела, что дивизия выступает через тридцать минут. Выполняй! - Адъютант, пристукнув каблуками, быстро удалился.

14

  Заслон старшины Авдеева увидел силуэты домов Тевли, в строю прошелся радостный рокот. Запыленные, понурые от быстрого марша, они как будто распрямились, повеселели, словно каждый в этом городке увидел родные своему взору крыши собственных домов. С надеждой каждый представил, что сейчас к нему выйдут родные, к кому жена с детьми, к кому мать с отцом, к кому невеста, обещавшая ждать его с армии; их - уставших, голодных, грязных, не обстиранных - подбегут и обнимут, помоют в баньке и уложат на белоснежные простыни, накормив горячей домашней пищей. У многих ненароком наворачивались слезы, и они стыдливо вытирали их рукавом гимнастерки, выдавливая улыбку, словно извиняясь с рядом идущими товарищами.
  Со стороны Жабинки послышался нарастающий гул самолета. Все оглянулись, как по команде, увидев растущий силуэт самолета. Это был немецкий разведчик Фокке-Вульф 189, он летел на большой высоте, заслоняя своим фюзеляжам солнце, и его двигающаяся тень казалась огромной и устрашающей.
 - Выследили, гады. Сейчас, Серега, жди юнкерсы, опять начнется вертопляс: вой сирены, визг летящих к земле бомб, грохот, несущий смерть, смрад горящей от тола земли, - с хрипом выдавил пересохшим от жажды горлом Иван Седельников.
  - Шире шаг, ребята! Не растягивайся! Подтянуть ряды! В Тевли ждут машины - оторвемся, в лесу они нас не достанут! - скомандовал Авдеев, глядя, то на небо, то на строения приближавшего городка. Солдаты перешли на легкий бег, поднимая пыль. Бойцы втянулись на центральную улицу городка, он оказался безлюдный, видно, люди тоже поняли, что сейчас будет авианалет, и попрятались в подвалы: домов. Старшина заправил гимнастерку в портупею, ища глазами Седельникова и Нилова. Увидев их, он поспешил к ним. Друзья сидели на завалинке двухэтажного дома и спокойно курили.
  - Мужики, знаю, что устали, но вы у меня ребята крепкие. Нужно пройти вглубь этой улицы, там дальше должен быть штаб дивизии. Ребята устали, а там должен быть оставленный для нас транспорт. Короче, ваша задача послать его как можно быстрее сюда. Так что, сынки, дуйте туда, времени у нас в обрез, сами видели немцев в небе, скоро прилетят эти архангелы, и весь наш марш-бросок коту под хвост, - старшина по-отцовски, будучи лет на пятнадцать старше их, похлопал обоих по плечам.
  - Есть, товарищ старшина! Разрешите выполнять? - ответили посерьезневшие друзья.
  - Молодцы! Орлы! Я знал, что не ошибся в вас! Давайте, ребята, с богом! - морально поддержал он бойцов. Ему эти двое уже сдружившихся солдат нравились. «Бой сразу показывает, на кого можно положится, а на кого нет, с этими хоть сейчас в разведку», - подумал он про себя.
  Бойцы стали поправлять на ходу гимнастерки с пилотками и побежали в направление, куда старшина показывал рукой. Впереди, метрах в семидесяти, показались зеленые насаждения, с двух сторон разрезавшиеся тротуарами. Они понимали, что это центр города. Друзья сначала услышали, и уж потом увидели своих, залюбовавшись этой нетронутой войной красотой.
  - Ребята! Ребята! Вы заслон? Я вас жду, жду! Вы немного опоздали, наши часа полтора как ушли, комдив для вас полуторки две оставил. Ведите всех сюда, нужно быстрее в лес уходить, - с отдышкой выпалил ефрейтор.
  - Ладно, беги назад за машинами и за нами езжайте следом, а то бойцы ели ноги передвигают, - уже убегая назад и повернув голову, прокричал Нилов. К своим прибежали быстро, как будто не было дневного боя и тяжелого перехода, по ночной, грозящей любой неожиданностью, дороге. Подбежали к старшине и, перебивая друг друга, доложили ему радостную для всех новость.
  - Заслон! Стройся на ходу! За мной, в шеренгу по два! Шагом марш! - сильным, уверенным голосом скомандовал Авдеев, он сам был очень рад. «Молоток комдив, человечище, свой в доску, такой своих не бросит», - подумал Иван. К всеобщей радости, подошли пушкари, все-таки раскрутили кулацкую семейку на вторую подводу, а вторую пушку на своей, чудом уцелевшей лошади, притащили; и подошли вовремя - молодцы. Оба орудия уцелели вместе с передками, но снарядов в наличии не осталось, как раз на бой их и хватило. Расчет батарей сорокапяток уже крепили орудия к задним цепкам полуторок, лейтенанты торопили, через пару минут все приготовления закончились, полуторки двинулись с места и вскоре скрылись из виду. Проехали центр города. Стандартная площадь, с тремя примыкающими к ней дорогами, точнее, улицами, усаженными тополями, на одной стоял даже памятник Ленину. Было мирно и спокойно, как будто не было войны, на улице стали встречаться прохожие они махали солдатам руками, что-то выкрикивали, улыбались, они еще не знали, что такое бомбежка, утрата родных и близких им людей. Красноармейцы, уже хлебнувшие горя и насмотревшиеся на ужасы войны, глядя на них, и сами начали улыбаться и в ответ махать пилотками и выкрикивать шутки. Настроение в рядах было веселое, солдаты перешучивались между собой:
  - Слышь, Михалыч, - заговорил молодой солдат, обращаясь к соседу справа.
  - Ну, чего тебе, салага? - неохотно отозвался Кличко, уже не первый год служивший в армии, и посмотрел на ни разу еще не бритое лицо парня.
  - Приезжает муж домой раньше срока из командировки, но перед тем как постучаться в дверь, смотрит в замочную скважину. Видит - сидит за столом с его женой здоровенный мужик и наливает из самовара в стакан чай, а жена спрашивает его: «Слушай, Егор! А если сейчас вернется муж, что ты тогда будешь делать?» «Видишь этот самовар? - отвечает тот, та кивает головой. - Смотри!» - он берет, обхватывает его двумя ладонями, раздавливает, она с удивлением смотрит на него. «Нет уж, родная, я еще в командировке», - увидев все это, думает ее муж, и тихонько, на цыпочках, вниз.
  - Ха-ха! Ну ты, Никола, и рассмешил, откуда тебе в твои годы про это знать? - ребята долго смеялись, пересказывали последнюю фразу и опять хлопали друг друга по плечам и ржали, действительно, как лошади.
  - А вот я слышал и запомнил, - словно оправдываясь, парировал молодой боец, широко улыбаясь - А вот, наподобие этого, все так же, только чуть наоборот - там козлом отпущения оказался любовник. Муж тоже раньше вернулся домой, видит - стоит старый шифоньер. Он жене говорит: «Ты почему эту рухлядь не выкинула, как я тебе говорил?» - «Коля, извини, я не успела, днем сильно по делам домашним замоталась и забыла, давай, родной, завтра выкину, найму грузчиков», - начала она оправдываться. Он хватает шифоньер и выкидывает его с третьего этажа в окно. Внизу раздается крик: «Ой! Ой» «Нечего под окнами ходить!» - ругнулся муж.
  Сперва не до всех дошло, в чем здесь изюминка, смотрят друг на друга в недоумении. Вдруг один прыснул, и, сдерживая смех, как закричит:
  - Дурила! Он же думал, как и мы, что кого-то прибил, а в ящике любовник сидел, вот жена и тряслась. - Следом за ним и все остальные дружно разразились смехом.
  Шофер обрадовался, что дорога более-менее выровнялась, прибавил газку, машина легко набрала скорость, качка почти вся исчезла. Ровный рокот мотора успокоил в кузове бойцов, многие начали дремать, другие тихо переговаривались. Вдруг резкий толчок, и в кузове началась куча-мала: кто на колени припал, кто на спине между солдатских сапог покатился. Те, что дремали, нечего вообще не поняли, а остальные возмущенно закричали на водилу: «Что за черт, дрова что ли везешь! Так и покалечить можешь, придурок!» «Что с ним разговаривать - дать ему по морде». Полуторка только набрала ход, как водитель увидел выбежавших на дорогу вооруженных людей, от неожиданности он резко ударил по тормозам, груженная машина хоть не сразу, но все-таки встала, продавив передние рессоры. Шофер стал левой ногой на подножку, правая оставалась в кабине, взялся левой рукой за борт, выпрямился и позвал Авдеева:
  - Старшина! Там на дороге вооруженные люди, наверное, охранение нас дожидается. - Федор, облокотившись о крышу кабинки, сам уже видел бежавших к ним бойцов. Различив по погонам, что старше его по званию никого нет, строго, как полагается старшему по званию, потребовал:
  - Кто такие? Кто старший наряда?
  - Я, товарищ старшина! Ефрейтор Степанов! Посланный встретить вас и проводить до места дислокации дивизии. - Ефрейтор спокойно, по уставу, зная свою правоту, доложил старшине единственное, что он не сказал, боясь обидеть прибывших, словно чудом оставшихся в живых.
  - Ладно, ефрейтор! Дело наше служивое! Прыгай к водителю на подножку и вези, куда приказано! - Авдееву понравилось, что его звание уважили, и он смягчил тон. отдавая указание Степанову.
  - Товарищ старшина, сейчас метров пятьсот, может побольше, в лесу сложновато точно определить, но мы сейчас на колесах, не пешком, должны быстро добраться до места, -объяснил по-свойски Степанов Авдееву. Надвигались сумерки, когда машина с остатками заслона Авдеева подъехала к основной базе дивизии, перед этим их еще раз остановили, чтобы спросить, кто погиб - у многих в заслоне были друзья и товарищи.
  Кругом слышался визг пил, треск падающих деревьев, тюканье топоров, крик людей. Подъехав к первым встретившимся лесорубам, узнали, где расположился штаб дивизии и прямиком направились к указанному месту. Не доехав несколько метров до штаба, водитель увидел стоянку автомашин и повернул в свой автобат.
  - Все, старшина, доставил вас до места. Теперь я из-под твоего командования выхожу, теперь у меня другие начальники, да и вам здесь мой транспорт не нужен. Вон, видишь костер в овражке, - видимо, там все начальство. Ну, давай, старшина, хороший ты человек! Мужики, счастливо! Еще, даст бог, сведет нас дорожка! - водила подал старшине руку, крепко пожал ее, махнул на прощание бойцам и побежал искать своего командира.
  Красноармейцы устало перемахивали через борта полуторок, прыгали на землю и изображали гимнастику, приседая и делая какие-то замысловатые движения туловищем. Авдеев с пониманием смотрел на их движения, у него и самого все тело гудело, почти сутки не спали, и по такой дороге все ягодицы стали как деревянные, но на это сейчас времени не было.
  - Заслон! Становись! Оправить форму! Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш! - отдав распоряжение бойцам, он пристроился сбоку колонны, и зашагал с ней к расположению штаба. Мимо них проходили бойцы, тащившие на себе бревна, благодарно что-то кричали, называли чьи-то имена, но в глазах солдат, уставших от боя, от перехода, от автомобильной встряски, все вокруг казалось не настоящим, призрачным. Они тоже, скорее машинально, махали в ответ, ничего не говоря, только устало улыбались.

15

  Авдеев Федор Алексеевич родился в 1913 году, в небольшом городке Чура, в семье охотника-промысловика, и был единственным сыном. Отец взял в аренду небольшое охотничье угодье и семья основное время прибывала там. Авдеев Алексей Антонович брал с ранних лет сына с собой на промысел, учил как нужно подбираться к зверю, чтобы тот не смог почуять его раньше. Учил различать следы, определять по ним, в какое направление ушел зверь, чтобы опередить его и приготовить засаду. В начале у Феди плохо что получалось, ему казалось, что этому никогда нельзя научиться и отец зря тратит на него время. В то время, когда нужно добывать шкуры и мясо, отец занимается его обучением, потому на данный момент добычу брали только в силках да капканах. Но через год Федор уже многое понимал и делал заметные успехи. Первой его добычей стал крупный заяц, он словно почуял в кустах какое-то тихое, осторожное движение. Он понял, что это рысак, и осторожно залег у кроны ели. Долго и терпеливо ждал, устроившись между ветками. Наконец высунулась мордочка, шевеля ноздрями, мальчик почувствовал азарт, в нем проснулся охотник. Он осторожно направил дуло карабина в сторону высунувшейся морды, взял на прицел, поймал его в разрез на метраже карабина и мягко, кончиком указательного пальца, нажал на курок. Раздался выстрел, заяц исчез. Федя ужаснулся: «неужели промазал, отец узнает, будет смеяться», - с разочарованием подумал он. Настроение было испорчено. Он нехотя поднялся, держа карабин за цевье, пошел к кустам. Радости не было предела, когда он, дулом раздвинув куст, увидел лежащего на траве здорового зайца, словно от усталости вытянувшего передние и задние лапы. Феде даже поначалу стало его жаль, его смутила поза добычи, но, когда он увидел отверстие, обагренное по краям бурыми пятнами крови, его обуяла гордость от такого точного выстрела. Желание охотиться дальше пропало, видно, чтобы убивать, даже животных, нужна привычка. Взяв зайца за уши, стараясь не смотреть в его мертвые, широко открытые глаза, он аккуратно положил его в рюкзак и медленно побрел на заимку. Позднее было много добытой им добычи, даже заядлые, знавшие свое дело охотники начали признавать в нем матерого охотника-промысловика. Люди их профессии месяцами не вылазили из леса, пока не добудут нужного количества шкур, чтобы оплатить аренду, боеприпасы, житье. Расходы были большие и многие влезали в долги, а то и разорялись.
  Авдеевы жили не богато, но и не бедно, в городке у них была съемная квартира, в ней жила только мать Нина Александровна и, чтобы ей обеспечить безбедную жизнь, им хватало денег. Жизнь в городке шла своим тихим чередом, все население - женщины, дети, старики, да мещане. Мужское население, в основном, все находилось на промыслах, кроме охотников, были здесь и рыбаки, так как городок стоял на берегу залива Белого моря. Залив, словно рукав, вытянулся длинной полосой в корейскую территорию, и по его обеим сторонам была сеть озер. Считалось, что край этот хлебный. Ближе к тридцатому году кооперацию упразднили, создали совхозы. Теперь не нужно было ломать голову нерадивым охотникам, на что купить боеприпасы, все выдавалось на складе, добыча компенсировалась деньгами. В 1923 году Федора призвали в ряды Красной Армии в город Петрозаводск. В народном комиссариате его направили на курсы младших командиров, как бывшего на гражданке охотника. В 1939 году пришлось ему повоевать в Финской войне. После ее окончания его направили на Западный особый Белорусский округ, как младшего командира с боевым опытом. В 1941 году начали формировать новую дивизию и его вместе с его полком направили из-под Минска к западной границе. Так что старшина Авдеев не был дома уже семь с лишним лет, под Минском, где стоял их полк, он написал сверхсрочную, хотел скопить денег и купить с матерью небольшой собственный домишко, потому что квартира ни с какой стороны не подходила для его ремесла. Комбат 130-го батальона Зайцев направил его в роту Славкова старшиной взвода. Авдеев с бойцами взвода был строг и требователен. За любую мелочь наказывал, строевой гонял до пота. Он всегда говорил: "Строевая подготовка придает красноармейцу хорошую выправку, а главное прививает дисциплину". На стрельбище лично сам показывал все тонкости выстрела в цель. Все это он проделывал не потому, что он придира и показывает свою власть, а затем, когда придется участвовать в военных действиях, каждый из них знал, что нужно делать. Он в финскую насмотрелся, как небольшие летучие отряды финских лыжников наводили ужас на большие наши отряды. «Солдат не должен бежать, как заяц и ждать, когда его пристрелят. Он должен лечь в укрытие и осмотреться и, найдя противника, уничтожить его прицельным огнем», - еще и еще раз он повторял свою фразу, если замечал, что солдат в чем-то растерялся. В ночь с 21 на утро 22 июня 1941 года на душе Федора было неспокойно, охотничий навык, отработанный годами, чувствовал что-то не доброе и, когда утром в четвертом часу утра горизонт на границе засветился, как грозовое сияние, он сразу понял - это начинается война. Он понял с грустью на душе, домой он придет не скоро.

16

  Все эти мысли у Федора промелькнули, как мимолетное видение, он видел свой немногочисленный уставший потрепанный отряд. Только двое, Седельников и Нилов, шли бодро, переговариваясь о чем-то. Ему они давно приглянулись, и он хотел, по прибытию в роту, попросить Славкова причислить их в свой взвод, такие бойцы были бы хорошим примером для его молодых еще необстрелянных солдат. В метрах двадцати он своим острым зрением увидел у костра, сидевший па патронных ящиках, весь командный состав дивизии. Он подвел свой отряд и остановил его в метрах десяти от штаба, попросил их, чтоб встали в две шеренги, привели себя в более-менее хорошее состояние и пошел с докладом к комдиву, на ходу отработанными движением рук заправил гимнастерку под ремень, поправляя фуражку прямой кистью кокардой на уровне переносицы. Не доходя одного метра, остановился левой ногой с пристуком правой о каблук, четко поднес правую руку к козырьку фуражки, доложил:
  - Товарищ полковник! Ваше приказание выполнено! Во время заслона отбито две атаки врага, уничтожено десять танков противника и около роты пехоты. Наши потери -шестьдесят два красноармейца, в живых осталось двадцать два бойца. Отличились лейтенанты Быков и Булаев, когда немецкие танки ворвались на позиции, они своим огнем уничтожили четыре танка, тем самым внесли панику в ряды врага, дали возможность пулеметчикам заставить отступить вражескую пехоту с большими для них потерями, оставив танки без прикрытия, начали нести потери от гранат и тоже вынуждены были отойти.
  Авдеев не сказал, что это была его тактика - пустить танки на позиции, чтобы сохранить орудия до самой крайности и оказалось, что он был прав.
  - Молодец старшина! Не зря тебя мне посоветовал твой ротный. А где твое воинство? - с нескрываемой радостью на лице встретил его доклад Мартынов.
  - А вон там, товарищ полковник, в метрах двадцати отдыхают. Я не решился показать их вам, на них с болью в душе невозможно смотреть, - последние слова Авдеев произнес, опустив глаза, словно это была его вина, что не мог сохранить их в надлежащем виде.
  - Ну! Ну! Не скромничай, герой! Такого матерого врага полсуток держал, да не только держал, а заставил побежать, значит, не такой он и непобедимый, ну ладно, что я тебя держу, иди отдыхай. Завтра представь мне список особо отличившихся бойцов. Слушай! Ты давай-ка покорми своих людей, чего они у тебя на голодный желудок улеглись? Утром пусть отдыхают - заслужили. Иди отдыхай, старшина, - сказав все, полковник присел к костру и вместе со штабом начал что-то обсуждать над раскрытой картой. Вопрос на повестке штаба стоял очень серьезный: нужно было как можно быстрее переправить на тот берег больше восьми тысяч человек, по утру может налететь немецкий разведчик, немцы наверняка знают, что в лесах большое количество остатков от предграничных соединений, которые лесами пробиваются в район Минска, чтобы соединиться со вторым эшелоном западного фронта.
  - Василий Васильевич, - Мартынов начал с начальника штаба - сколько на этом этапе у нас заготовлено плотов? Когда мы можем отправить первый полк для занятия плацдарма?
  - Геннадий Юрьевич! Я уже интересовался, на данном этапе уже готово 230 плотов и 341-й полк майора Голикова уже полчаса назад начал переправу, я думаю, к обеду 25 июня дивизия вся переправится на тот берег, - начальник штаба всегда отвечал четко, проверенными данными.
  - А знаете, товарищи командиры, сегодня разведка привела десятерых солдат 22-й танковой дивизии, что у Бреста стояла. Так они говорят, что сегодня немцы заняли город Кобрин, они на мотоцикле доехали до моста через реку Мухамец, у них кончился бензин, и они наткнулись на нашу разведку, так что, Геннадий Юрьевич, выход - мы все уже в глубоком тылу, танки Гудериана не встретят на своем пути никаких наших частей, по Минской автотрассе дней за пять подойдут к городу Минску, — начальник особого отдела дивизии майор Исаев Николай Степанович говорил очень убедительно, давая всем понять, что любая задержка чревата гибелью дивизии.
  - Неужели наш фронт уже не существует, неужели не успели его развернуть и приготовить к обороне, ведь такие войска были стянуты к границе, это же предательство, что думал генерал армии Павлов? - опустив голову, вымолвил комиссар дивизии Сурков Виктор Сергеевич.
  - Василий Васильевич! Все слышал, давай возьми под контроль все, что связано с переправой и чтобы в крайний срок, к 10 утра, вся дивизия была на том берегу. Это приказ! - Мартынов встал с ящика, давая понять, что совещание штаба окончено. Уже начинался рассвет, к комдиву подошел начальник штаба, доложил, что переправа идет ускоренным темпом, осталось переправить два полка, 541-й и 333-й. Заверил Мартынова, что к 8.00 вся дивизия будет на марше. Еще сказал, что для них приготовлен паром и можно начать самим переправляться. Мартынов согласился, свернул свою карту и положил в планшетку, пошел за начальником штаба к переправе.
  На берегу Мухомца скопилось столько народу, что солдаты не сразу заметили командира дивизии. Командиры кричали: "Смирно!". Мартынов шел безмолвно, никого не замечая. Они подошли к парому, полковник глянул на реку, вся поверхность Мухомца на несколько километров была покрыта черными, как огромными муравьями, точками. Когда штабной паром причалил к берегу, уже всходило солнце, горизонт залился розовым светом, все и полковник подумали, какие трудности преподнесет им этот третий день войны.
  - Капитан Глымов! Поставь зенитные установки, в боевое положение на случай авианалета, - Мартынов увидел рассвет, скомандовал начальнику зенитных установок, для них сейчас самое опасное - это быть замеченными с воздуха. Мартынов похвалил личный состав плотников, который занимался паромами для переправки техники и тяжелого вооружения. Приказал выслать вперед усиленный дозор и строить полки по батальонам в колоны и начинать движение в район Магульники. Раздались команды, и огромная масса народа на глазах превращалась в стройные коробки и первые начали движение по проселочной дороге. Последние две роты 341-го полка уже прошли середину Мухомца, как вдруг со стороны Кобрина над верхушками деревьев показались четыре точки, которые увеличивались с каждой минутой.
  - Командиры, быстро уводите людей в лес, - громко, зычно крикнул Исаев. Люди быстро исчезли в кронах лесных деревьев, здесь было много мелкого заросшего кустарника, хорошая маскировка для любого количества личного состава. Берег опустел, только качались у берега, играя замысловатую музыку с водой, плоты. В начале усиливался гул моторов, он быстро нарастал, а следом увеличивались силуэты самолетов, Мартынов со своим штабом, прячась за стволы берез, по кромке леса заросших ивняком, наблюдал в бинокль то за небом, то за плотами с бойцами. Мысли путались в его голове, он уже знал наверняка, что они обнаружены и это плохо. Теперь его больше волновало другое, успеют его бойцы дойти до берега, до которого оставалось паршивые сто метров. Сердце билось все быстрее, видеть, как на твоих глазах будут погибать твои люди, и ты не сможешь им ни чем помочь, было бы невыносимо. Он с дрожью и с каким-то хрипом в голосе крикнул зенитчику:
  - Глымов! Ставь заградительный огонь! Не дай им приблизится и прицельно заходить на плоты! Расстрой их строй, чтобы они мешали друг другу!
  - Расчеты! Приготовиться к бою! Ждать моей команды! - Глымов отдавал команду, не отнимая бинокль от глаз, видно, корректировал скорость цели. В линзы ему ясно было видно, что это «мессершмитты» 109-е, машина грозная, маневренная, вооружение: две скорострельные пушки, два пулемета, вдобавок имелись мелкие бомбы, скорость свыше пятисот километров в час. Их очень трудно сбить на повышенных скоростях, нужно ловить на бреющем полете или на заходе на цель. Метров до трехсот до плотов они стали резко снижаться и рев моторов раздирал душу, вдобавок ко всему они заходили со стороны ярко восходящего солнца, чувствовался европейский опыт войны.
  - Расчеты! По вражеским самолетам! Скорость сто пятьдесят! Опережение - одна фигура! Огонь! - громко, с остервенением прокричал Глымов. Такой крик вырывается, когда человек находится между жизнью и смертью. Даже у тех, кто стоял сейчас, укрываясь зеленым покрывалом леса, прошла холодная дрожь по спине и лопаточные мышцы передернулись.
  «Мессершмитты» открыли огонь из всех стволов, с пятидесяти метров до цели, вокруг плотов поднялись фонтаны взрывов, вода как будто закипела, начали падать в воду убитые и раненые. Вокруг плотов поднятая белизна воды кипела от закаленный пуль пушек, вода сразу окрасилась в красный цвет крови погибших красноармейцев.
  Ближний Мс-109, отстрелявшись, начал делать вираж вверх, две зенитные установки перенесли на него свой огонь. Было хорошо видно, как с его облицовки пошли дыминки пыли, на фюзеляже и крыльях рвался металл, его клочки было хорошо видно в бинокль. Мартынов всё это видел, и его злость смешалась с радостью и гордостью за своих зенитчиков.
  Хлёсткая очередь зениток прошила левое крыло Mc-109, который почти уже ушёл из-под огня. Но не тут-то было. Оно неестественно качнулось, как птичье крыло, потом резко переломилось вверх и в лево, ударило фюзеляж самолета, дескать: «Хватит, налетались», плашмя упало в скученность плотов, а остатки горючего зажгли воду. Потеряв управление, самолёт резко перевернуло на двести градусов на потерянное крыло, и он, разрезая воду уцелевшим крылом, словно нож в студень, воткнулся сперва носом, от толщи воды его перевернуло, и, ударившись хвостовым оперением, он переломился пополам и раздался оглушительный взрыв. Огонь выкинул ввысь облако черного дыма.
  В лесу раздались радостные возгласы и громкое: «Ура!». Зенитчики слышали гул, доносившийся из-за их спин, воодушевились, их лица окаменели, руки ещё крепче ухватили ручки управления зениток. Они почти разом открыли огонь на подходящую тройку самолётов противника.
  Средний Мс-109 получил хорошую порцию пуль в двигатель. Он взорвался, и пламя охватило нос самолёта вместе с кабиной пилота. Пилот в предсмертных судорогах потянул ручку управления на себя, нос резко задрало вверх и самолёт, как вздыбленный конь, врезался хвостом о воду, окрашенную кровью, переломился. Хвостовое оперение сперва поплыло, потом зачерпнуло в себя воду, перемешанную с кровью наших бойцов, наглоталось и ушло на дно. Остатки, ударившись о поверхность воды, рванули так, что оба крыла, долго догорая, порхали в воздухе, затем Мухомец поглотил их.
  Два оставшихся «мессершмитта», сделав огромные крутые виражи, ушли, завывая напряженными от усилия двигателями, в разные стороны, на последок блеснув на солнце своей облицовкой, скрылись за верхушками деревьев.
  Из леса бежали красноармейцы, обгоняя своего комдива вместе с его штабом. После такого психологического напряжения никто на это не обращал внимание. У всех было одно желание обнять, расцеловать героев-зенитчиков. С плотов, которые уже давно пристали к берегу, попрятавшись в укрытия, они наблюдали за дуэлью зенитчиков с вражескими самолётами.
  Никто не знал, что бы было дальше, если бы не подоспел полковник Мартынов. Все обнимались с зенитчиками, рокот стоял небывалый, многосотенная толпа создавала такой гул, что комдив расстрелял весь магазин своего ТТ, пока её успокоил.
  Толпа расступилась в круг, увидев полковника с пистолетом в руке, зенитки стояли одинокие, от их дул парил нагревшийся воздух. Никого из расчёта возле них не наблюдалось. К комдиву уже спешили офицеры, козыряя, останавливались в метре в одну шеренгу, они ждали приказаний.
  - Что тут у вас происходит? Что за скопище? Уже войну выиграли или ждёте очередного налёта? Почему не строите колонну в марш, капитан Шубин? Какие потери в 370-м батальоне? Если мне не изменяет память, последние роты форсировали Мухомец из вашего полка. Почему зенитные установки ещё не прицеплены к машинам и не убраны с позиций? Нам сейчас каждая минута дорога! А вы здесь никак Победу празднуете? Всем выполнять поставленную задачу! Чтобы через 15 минут все были на марше! Шубин, останься, доложи о потерях! — Мартынов был зол, как никогда, немцы каким-то образом обнаружили их и теперь начнутся проблемы. Он строго взглянул на Шубина.
  - Товарищ полковник! Во время переправы двух последних рот 370-го батальона, были атакованы немецкими самолётами, потеряли двадцать два бойца, доставлено десять раненых, остальные видно утонули, находясь у краев плотов, раненых погрузили на машины, батальон вышел на марш, - чувствуя свою вину, он убрал руку от козырька и опустил голову, ожидая нарекания комдива.
  - Поняли свою ошибку, капитан? Такие действия во время войны караются, нам сейчас нельзя расслабляться, смерти подобно, железная дисциплина, вот что сейчас главное, ни одного действия без приказа. Иначе в первом бою они побегут и тогда катастрофа. Всё! Идите! - Мартынов всё понимал, что после такого напряжения у необстрелянных ещё бойцов такое случается. Поэтому нужно сразу пресекать такие действия, тогда каждому станет ясно, что в военное время такое не позволительно.
  Он оглянулся. Возле него оставались начштаба, комиссар, а адъютант уже подкатил на эмке, открыл правую заднюю дверку и ждал его.
  - Ну что, товарищи командиры, пора в путь! Давайте все в машину, пока своё воинство не потеряли.
  Все поспешили к автомашине. Эмка тронулась вперед, сделала мягкий разворот и помчалась, догоняя полки. Вскоре лес поглотил её и только пыль ещё стелилась, закрывая своей пеленой просеку, в которую ушла дивизия.

17

  Разведка ещё до наступления ночи переправилась через Мухомец и держала путь на Могульники.
  Старшина Сёвин был опытный разведчик. На случай опасности, он выдвинул вперёд рядового Панина. Группа шла следом. По утру со стороны переправы послышались интенсивная автоматическая стрельба и взрывы бомб. Ефим Иванович остановил группу, разведчики скучились. Вскоре подбежал Панин.
  - Товарищ старшина! Что за чёрт? Не успели, дивизию засекли? - с одышкой, шёпотом спросил подошедший Панин, но старшина и так по глазам остальных видел тот же вопрос.
  - Без паники, ребята. Скорей немецкие самолёты случайно наткнулись на дивизию. Они же не дурачки, понимают, что в лесах много наших подразделений, ушедших из-под удара их авиации и артиллерии, и оставлять у себя в тылу их себе в тягость. Они понимают, что вскоре они очухаются и начнут объединяться под единое командование. Тогда это будет угрожающая сила и потребуются для их уничтожения войска, которые им сейчас нужны на фронте. Нам нужно найти безопасный путь отхода для дивизии. У нас есть задача, и мы должны её выполнить. Панин, давай вперёд! Мы выходим через пять минут, - Сёвин произнес слова внушительно, чтобы не было лишних вопросов, быстро отдал приказ. Разведвзвод двинулся дальше, шум боя заставлял оглядываться назад.
  Стрельба на переправе закончилась, впереди начал расти гул моторов, похожий на танки или автомобили с гусеничным ходом. Навстречу шёл Панин. Сравнившись со старшиной, доложил:
  - Товарищ старшина! Впереди шоссе Пружаны-Могульники. По шоссе большое движение немецких войск, танки, машины, пехота. Идут в две линии - пехота слева, транспорт справа, колонны не видно конца. Я понимаю так, что наши войска в приграничной полосе разбиты и рассеяны.
  Дорогу перейти не возможно. Считаю, нужно ждать основные силы, пусть командиры сами решают.
  - Логично, Серёжа, рассуждаешь. Всё-таки нужно выйти к шоссе, уточнить обстановку, осмотреться, - спокойно оглядев всех, заметил Сёвин.
  Плохо, что нельзя взять языка. Очень плотное скопление противника. Знать бы какие части! Если передовые, то основные ещё на подходе, есть вероятность проскочить между их стыками, - версия Ковина была заманчивой. Но когда пройдут передовые войска, можно только догадываться.
  Старшина поднял взвод, и они двинулись в направлении шоссе. Дивизия шла следом, и поэтому было время всё уточнить на месте.
  Разведка услышала рёв моторов со стороны шоссе, ещё не дойдя метров двести до кромки леса. Сёмин выдвинул дозор вперёд, разведвзвод сбавил шаг, пошёл следом с опаской. Не доходя метров тридцать, старшина дал команду идти ползком к наблюдавшимся впереди кустам вишни, в которых можно было укрыться. Вишнёвый кустарник, в который вполз разведвзвод, был покрыт белыми, пахнущими цветами будущих ягод, цветами и какой-то необыкновенной прохладой. Аккуратно раздвинув ветви кустарника, все ясно увидели, в метрах ста пятидесяти Минское шоссе, по которому нескончаемым потоком шли немецкие войска. Со скрежещущим лязгом гусениц двигались танки с посаженной на них пехотой, слышалась гортанная незнакомая чужая речь и звук губных гармошек.
  Панин не верил своим глазам. «Где же наши войска, где наша 4-я армия, отступила к Минску или разбита, тогда получается, что мы в глубоком тылу противника».
  - Что это, товарищ старшина? Они ведь идут открыто, как победители. Сегодня только вторые сутки пошли, а они уже за Корбином шагают, в нём ведь все наши штабы управления войсками были, выходит, мы по лесам не одни ходим. Я думаю, старшина, нужно идти назад. Здесь нам больше делать нечего. Предупредим комдива. Они со штабом решат, что делать дальше дивизии, - шепотом с расстановкой посоветовал сержант Ухов.
  - Сам вижу, Юра! Шоссе нам в ближайшее время не проскочить, а лежать здесь толку мало. А панику ты зря разводишь. Видишь, какая силища на нас напала, учитывая внезапность немецкого нападения и близкое расположение наших войск у границы, очень даже вероятно, что руководство потеряло связь с войсками, после авиаартподготовки немцев, а без единого руководства, не зная обстановки, начинается паника, и войска начинают бежать, сдаваться в плен. Ладно, Юра! Давай, по цепочке передай, отходим назад, - у Сёмина самого кошки скребли душу. Он больше для себя сказал эти слова, чем для Ухова. Он сам терялся в догадках: «Как так могло случиться?»
  Взвод построился и двинулся назад, навстречу своей дивизии. Разведчики шли молча, понуро, то опускали головы, то поднимали, искоса глядели назад туда, где сейчас стонала от гусениц танков и кованых немецких сапог, родная их сердцу земля. В тяжёлых думах никто и не заметил, как наткнулись на нерядовое охранение своей дивизии.
  - Разведка, ты чего прёшь, дороги не видите, даже дозор не послали. А если немцы, засада, всё, кранты вам всем, - весело, словно и войны нет, прокричал звонко ефрейтор Ивщенко, старший головного дозора.
  - А чего орёшь, словно погулять вышел? Ты, Николай Иванович, совсем страх потерял?
  - Кого мне здесь в лесу бояться! - ответил ефрейтор на вопрос сержанта Ухова.
  - Ты сильно-то не веселись, ефрейтор, там впереди по шоссе тебя большой сюрприз ожидает, смотри в штаны со страху не наложи. Что уставился? Быстро доставить нас к командиру! - строго, разозлившись на веселый тон ефрейтора, приказал Сёмин.
  - Шулько, доставь разведку в дивизию, - убрав вмиг улыбку, сделав серьёзное лицо, приказал Ивщенко.
  Рядовой подбежал к старшине, доложил по форме и повёл разведчиков. Минут через двадцать показалась, мелькая между стволами деревьев, первая рота передового полка.
  - Товарищ старшина! Вон дивизия. Разрешите вернуться в свой наряд?
  Свободен, рядовой! - увидев своих, уже более спокойно ответил Сёмин, отпуская бойца. Он обратил внимание, что его бойцы тоже как-то заблестели глазами. Там у шоссе им казалось, что всё. Это конец. Но увидев стройные колонны, нарушавшиеся только неровностями почвы лесной тропы, поняли, что рано им ещё думать о поражении, что соберётся ещё Красная Армия с силами и погонит немецкую гадину в свою немчуру. Они невольно шли параллельно идущим ротам и с улыбкой на лицах отдавали им честь, солдаты тоже смеялись и тоже козыряли уставшим, грязным разведчикам. Выкрикивали что-то веселое, задорное, всем видом показывали своё уважение к этим храбрым, своим в доску бойцам.
  Сквозь успокаивающий шорох крон деревьев, послышались звуки топоров и пил. Бойцы недоумённо посмотрели друг на друга, но вскоре всё стало очевидно. Саперный батальон расширял лесную просеку, чтобы по ней прошли машины с тяжёлым вооружением. Старшина спросил у первого попавшегося бойца: «Где найти комдива?». Он показал взад колонны, и отряд двинулся дальше, вглубь лесного массива.
  Штаб дивизии нашли. Уже начинались сумерки и начинали своё движение автомобильные роты и обслуга. В стороне от просеки стояла «Эмка». За ней штабной автобус. В окнах, зашторенных занавесками, тускло просвечивал свет. Старшина остановил взвод, разрешил отдохнуть, а сам пошёл в сторону автобуса. У дверей стоял часовой с автоматом «ППШ», они начали поступать в части буквально накануне войны, завидев Сёмина, направил на него автомат и строго спросил: «Стой! Кто идёт?».
  - Доложи дежурному, что разведвзвод старшины Сёмина с задания вернулся, - спокойно и устало ответил старшина.
  Докладывать не пришлось. Дежурный сам вышел, открыв дверь автобуса. Узнав Сёмина, махнул правой рукой, приглашая в автобус. В тусклом свете старшина не сразу разглядел полковника Мартынова. Все офицеры штаба склонились над стоявшим между сиденьями маленьким столиком с картой, и по спинам трудно было различить, где кто. Помог адъютант комдива. Он подошёл к ним, наклонился, и все сразу подняли головы. Старшина ясно увидел справа от себя Мартынова и быстро чётко доложил: «Товарищ полковник! Ваше задание выполнено! Правда, дошли только до шоссе Брест-Минск. Шоссе занято немецкими войсками. Пересечь его нет никакой возможности, противник продвигается нескончаемым потоком».
  - Старшина, танков много на шоссе? Это очень важно - с прищуром в глазах спросил Мартынов.
  - Я бы не сказал, что много. Они движутся вперемешку с бронемашинами и автомобилями, - с задумчивым лицом ответил Сёмин
  - По всему видно, танки Гудериана уже в Барановичах и катятся к столице Белоруссии Минску, а это его отстающие части и тылы, ночью, ближе к утру движение прекратится и можно будет пересечь шоссе и выйти в район Могульники, - спокойно заметил начальник дивизионной разведки майор Скобелев.
  - Товарищи офицеры! Давайте не будем обсуждать то, что уже случилось. Наша первоочередная задача сейчас вывести дивизию подальше от крупных населенных пунктов, где большое скопление вражеских войск, и от крупных дорожных сетей. Это даст нам возможность в случае опасности маневрировать, быстро исчезнуть в лесисто-болотистой местности Белоруссии. В то же время немцам по лесным, просёлочным дорогам будет сложно быстро перебрасывать крупные силы, чтобы блокировать нашу дивизию. Товарищи офицеры, приказываю! Сосредоточить дивизию в двухкилометровую ширину шоссе в лесу, не доходя трёхсот метров до кромки леса. Первые начинают переход пехотные полки, техника следом, чтобы своим шумом моторов не дать обнаружить наш переход раньше, чем основные силы дивизии перейдут шоссе. Майор Тюрин, вы как начальник тыла обеспечиваете надежность техники, начальник штаба, поставьте задачу командирам полков, чтобы переход дороги был быстрый, организованный и бесшумный, комиссар и начальник особого отдела, ваша задача - документация штаба. Вроде всё! Начальник штаба, со мной встретимся на той стороне, - Мартынов был как никогда сосредоточен и строг. Он понимал, сейчас от каждого командира нужна точность, быстрое мышление, в случае изменившейся внезапно обстановки, и чёткое взаимодействие всех родов войск.
  Переправа показала, что не все офицеры понимают, что нарушение приказа приводит к непоправимым и ненужным жертвам. Учитывая прошлые ошибки, Геннадий Юрьевич считал, пока командиры полков и батальонов не наберутся опыта, командиры штаба должны контролировать все сложные операции, производимые дивизией. Сели с подполковником Гладковым в «Эмку» и поехали догонять голову дивизии.
  Адъютант комдива сел на переднее сиденье рядом с шофёром. Водитель включил ближний свет, в тусклом просвете показалась лесная просека с ямами и рытвинами и большой колеёй от гружёных машин уже прошедшей здесь колонны дивизии.
  Как аккуратно не старался ефрейтор Кулько вести машину, её всё равно бросало то влево, то вправо, а порой комиссаров подкидывало вверх, и фуражки впивались в потолок салона, слышались ворчания толпы на плохую дорогу, толи на водителя, Степан Трофимович принимал все эти шипения на свой счёт. Он ещё внимательнее всматривался в тусклый свет фар своей машины, мягко-мягко тормозил перед каждой ямкой, но их было так много, что все его старания были напрасны. «Эмку» качало, бросало, как катерок на воде в прохладную погоду.
  Минут через десять догнали заднюю машину. Прицепленная к ней зенитная установка покачивалась, попав в очередную яму, и её четыре ствола болтало во все стороны, как-будто хотела расстрелять собственное начальство. Кулько взял влево, здесь ширина позволяла малогабаритной «эмке» обогнать колонну машин и догнать пехотные полки дивизии. Время было в обрез, а к утру нужно было пересечь дорогу и выйти в район Горска, обойдя Могульники с юго-востока. В зеркале лобовых стёкол были видны тусклые огни фар штабного автобуса. У Мартынова на лице промелькнула чуть заметная улыбка. Он был горд за своих подчинённых, которые верили в него, как командира, знающего своё дело. Впереди показались задние шеренги 434-го полка, который замыкал хвост дивизии. Комдив попросил шофёра прибавить скорость. «Эмка» чуть прибавила обороты. Примерно через час колонна кончилась, Кулько свернул на просеку, всех сразу охватило чувство одиночества. Они не успели соскучиться, как впереди фары высветили два мотоцикла взвода разведки. Не доехав трёхсот метров, Кулько остановил машину. К ним уже спешил командир взвода разведки - младший лейтенант Бурко. Геннадий Юрьевич вышел из машины, проделал какие-то гимнастические движения руками и туловищем, затем выпрямился и всем своим видом показал, что он готов выслушать доклад комвзвода.
  - Товарищ полковник! Отсюда до кромки леса пятьсот метров. В метрах сорока отсюда оборудовали временный штаб. Все командиры полков уже находятся там и ждут ваших распоряжений. Охранение выставлено во всех направлениях. Прошу Вашего указания развести полки влево и вправо, чтобы открыть беспрепятственное движение автомобильным частям!
  - Командиры полков ознакомили с этой задачей комбатов?
  - Так точно, товарищ полковник. Каждая рота готова к перегруппировке! - быстро отчеканил Бурко на все вопросы комдива.
  - Слушай, лейтенант Бурко. Пока только останови колонну и жди штабной автобус. Он сейчас подойдёт, всё объяснишь начальнику штаба Гладкову. Он сам распорядится. Дай мне своего бойца, пусть нас проводит до штаба дивизии, - и не дожидаясь ответа, пошёл опять к машине. В окно он видел, как младший лейтенант подбежал к одному из мотоциклов и отдал какие-то распоряжения. Тот зажёг фару, развернулся в темноту уходящей просеки, поднимая пыль, скрылся в ночном лесу. Кулько дал газ. «Эмка» дёрнулась, мягко набирая ход. Догнала мотоцикл.

18

  Подполковник Гладков стоял за спиной полковника Мартынова, и когда комдив сказал про автобус, в котором должен был прибыть он, до его сознания сразу дошло, как устал комдив. За эти двое с половиной суток. Взмахом руки он остановил передние ряды дивизии, подождал комбата.
  - Товарищ подполковник! Командир 130-го батальона капитан Зайцев!
  - Ставлю тебе задачу, капитан: тебе с твоим батальоном нужно занять оборону. Нужно перерезать шоссе с юга и с востока, оставить проход шириной в пятьсот метров для прохода полков и техники дивизии. Конечно, лучше без шума, но сам понимаешь, в нашем деле без неожиданностей бывает очень редко. Всё, времени в обрез! Выполнять! -строго закончил начштаба.
  - Слушаюсь, товарищ подполковник! Перекрыть дорогу!
  - Лысенко, ко мне! Всех командиров рот ко мне срочно! Бегом марш! - доложив Гладкову о готовности выполнить приказ, Зайцев быстро отдал приказ своему адъютанту, старшему сержанту Лысенко, собрать всех комрот и ознакомить их с приказом начальника штаба дивизии.
  Гладков не прошёл ещё и половины батальона, а земля уже словно зашипела, поднимая облака пыли. Начштаба догадался - это тронулся на свои позиции 130-й батальон капитана Зайцева. Слабо ослепил фарами штабной автобус. Взмахом руки Василий Васильевич остановил его. Открылась дверь в салон автобуса, начштаба сказал водиле, чтобы немного подождал. Подошёл очередной батальон, он его остановил и позвал комбата. Это оказался 401-й батальон капитана Шутова Григория Николаевича.
  - Капитан, передайте по цепочке, чтобы подразделения расступились и пропустили вперед технику. После все комбаты должны прибыть в штаб дивизии. Дальше по просеке вас встретит охранник, он вас и проводит до места, — отдав приказ, подполковник вошёл в автобус, и он тронулся дальше.
  Через час все полки дивизии были на исходной позиции, готовые тронуться к намеченной цели. Все машины с техникой уже пересекли Минское шоссе. Обе роты батальона прикрытия получили в усиление по два орудия. Все ждали команды к переходу.
  - Начальник штаба, отдавайте команду полкам: начать движение, командиру 541-го полка, майору Носкову, выделить батальон и поставить с севера от Могульников заслон, на случай нашего обнаружения и держаться, не сниматься, пока вся дивизия не втянется в лес с севера, в направлении района Горска. Теперь все командиры полков , в свои подразделения и начинайте движение ровно через двадцать минут, проверьте часы. Всё, с Богом, - Мартынов отдавал команду чётко, отработанным с годами голосом, он понимал, если будет чёткое взаимодействие полков при переходе, то поставленная им задача будет выполнена без лишнего шума.
  Через две минуты у костра не было никого, только вверх поднимался пар с пучками мелких искр, залитых водой ординарцами. По лесу пошёл шаркающий шум от солдатских сапог, брякание фляжек у неумелых ещё молодых солдат.
  Через полчаса дивизия батальона уже строилась в колонну и через час тронулась, обходя Могульник на Горек. Построение было изменено, машины с орудиями были размещены и распределены по батальонам, чтобы в случае обнаружения дивизии противником у всех подразделений была огневая поддержка, да и для разворачивания дивизии в боевой строй, займёт меньше времени. Полковник Мартынов, покачиваясь в мягком сиденье «эмки», думал сейчас только об одном, когда вернётся разведка. Скоро будет светать, а мы ничего не знаем, что ждёт дивизию в районе Горска. Очнувшись от дум, он снова смотрел в лобовое стекло, на мерцающий свет фар, убегающий по просеке, освещающий стволы деревьев и молодняка, густо растущего по кромке леса. Справа шли его бойцы, уставшие от двух бессонных ночей, они шли устало, поднимая подошвами своих сапог мелкую пыль. Геннадий Юрьевич посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа ночи. Снова подумал: «Где же всё-таки разведка?». Впереди высветились три фигуры, комдив приказал остановить машину. Пыль от торможения колёс на время закрыла бойцов, а когда рассеялась, у правой двери полковника стоял офицер. Адъютант открыл дверь, Мартынов вышел из «эмки» и, закрывая двери, поднял взгляд на офицера.
  - Товарищ полковник! Командир разведроты старший лейтенант Сухарев!
  - Докладывай, лейтенант, - сухо сказал комдив.
  - Произвели разведку района Горска и самого городка. Вокруг Горска войск нет, в самом городе расположился батальон пехоты и какая-то зондеркоманда СД. Разведка во главе со мной обследовала станцию. Там много эшелонов, на мой взгляд, наших, склады, подгаузы, короче, всё это военного назначения. Охраняются слабо, одна вышка слева от шлагбаума, справа пулемётное гнездо. Теперь о городе - множество улиц выходит на центральную, которая и ведёт к станции. Никакой обороны вокруг города нет, только патрули. На выездах из города стоят пропускные пункты. Танков мы нигде не наблюдали, есть тягочи с орудиями.
  - Хорошо. Товарищ старший лейтенант, потрудились вы хорошо! - похвалил комдив разведку.
  - Василий Васильевич! У Вас найдётся карта-километровка? - обратился он к начальнику штаба.
  - Минуточку, Геннадий Юрьевич! Сейчас я в планшетке посмотрю, нам перед войной выдавали в штабе округа карты наших районов, для проведения летних учений.
  - Вот, пожалуйста, - он достал небольшую карту Кобринского района и протянул комдиву.
  - Ну давай, разведка, показывай, где и как лучше,и незаметно подойти к городу? - с какой-то весёлостью в голосе спросил Сухарева комдив.
  - Смотрите, товарищ полковник. В этом месте есть просёлочная дорога, если мы её пересекаем вот в этом месте, то с юга подходим к городу и, выйдя на трассу, сходу врываемся в Горск. Во-первых, мы не будем помехой артиллерии, нас с Востока не будет. Во-вторых, погрузим бойцов на машины с ротными миномётами, и они расчистят главную улицу для остальных. Главное - взять комендатуру, чтобы не вызвали подмоги. В-третьих, выставить зенитные пулемёты на трассе и закрыть подходы к городу сразу с двух сторон. В-четвёртых, взяв станцию, по красной ракете уходить на Восток. Там вот на карте озеро Чёрное, - закончил свои соображения командир разведроты Сухарев.
  - А что, товарищ полковник Геннадий Юрьевич, это мысль и не плохая. На озерах отдохнём, приведём дивизию в Божеский вид, накормим личный состав горячей пищей. Пока немцы разбираются с Горском, ударим на Вайтешин, а там уйдём в Негаевские леса и болота, - с каким-то азартом и огоньком в глазах добавил начштаба.
  - Вот и давай, Василий Васильевич, займись разработкой операции, а я пока с командирами полков поговорю. Адъютант Конев! — зычно позвал комдив своего адъютанта.
  - Слушаю, товарищ полковник!
  - Давай, Лёня, ко мне всех командиров полков.
  - Есть, товарищ полковник, - Конев был прирождённый адъютант, понимал своего начальника с полуслова. И сейчас до него сразу дошло, что намечается что-то очень серьезное. Он это понял по глазам комдива и по настроению всего его штаба. Через минуту его вроде здесь и не было.
  Было решено для проведения операции выделить 130-ый батальон капитана Зайцева 341 полка майора Голикова и передать для их прикрытия две зенитные установки и все свободные по возможности автомашины.
  Начальник штаба при разработке плана «Захват города Горска» учитывал то обстоятельство, что при артподготовке Горска могут пострадать мирные советские граждане. Учитывая выше сказанные обстоятельства, было решено следующее: батальоны подъедут тихо к городу со стороны Минского шоссе, зенитчики займут условленные позиции. В случае надобности поддержки артиллерией, комбат по рации передаст координаты, по которым нужно нанести артудар. Для этого город разделили на условные квадраты, чтобы огонь вёлся по тому квадрату, который укажут из города. Это даст возможность избежать больших жертв среди местного населения и усилить эффективность большего поражения врага. Остальной дивизии, кроме трёх батарей поддержки, двигаться в район озера Черное. В четыре тридцать машины, груженные бойцами, тронулись в сторону Горска. В условленное время радист доложил Мартынову, что батальон находится на исходной позиции и ждёт приказа войти в город.
  Получив приказ, Зайцев послал три роты вперёд, а роту посадил на машины, чтобы следовать за ними интервалом двести метров, пока не достигнут станции, в случае нужды поддержать огнём ротных миномётов. Командиру 1-ой роты старшему лейтенанту Славкову ускоренным темпом продвигаться вперёд, в перестрелки не вступать, а быстро найти комендатуру немцев и быстро захватить её, желательно без особого шума.
  Остальным сразу после захвата комендатуры грузиться на машины и выдвигаться в район станции.
  Рота не дошла один квартал до комендатуры. Их остановил разведвзвод старшины Авдеева.
  - Товарищ старший лейтенант! У меня созрел план. Роту могут засечь, я предлагаю моим взводом снять потихоньку охрану и взять языка, желательно офицера. У него можно узнать адреса других офицеров комендатуры. У них наверняка есть телефоны, нужно лишить их связи, если это удастся, то есть большая вероятность, что немецкая поддержка может запоздать, и мы выполним задание и уйдём без потерь, - Авдеев одним духом, в полголоса доложил свои соображения.
  - Согласен, Авдеев. Действуй, мы следом, - Славков сказал как-то нервно, чувствовалась его неуверенность в глазах. Он понимал, какая ответственность лежит на нём сейчас, только от его роты зависело положительное окончание операции. Старшина со взводом скрылся за углом дома. Здесь был поворот улицы налево. Славков взмахом руки показал роте двигаться за ним. Командирам 3-го и 4-го взводов перейти на противоположную сторону улицы и блокировать всё близлежащие дома.
  Авдеев взмахом ладони назад остановил взвод. Все присели на корточки и ясно увидели двухэтажное здание. У массивных двухстворчатых дверей стояли два эссесовца с автоматами на груди, расставив ноги на ширине плеч, рукава были закатаны по локоть, по бокам над входом на фасаде висели два огромных знамени со свастикой. Старшина внимательно изучал всё, что прилегало к фасаду здания. Его интересовало, где находиться казарма роты охраны. Влево шёл проулок, он осторожно заглянул туда, прячась за стволы клёнов. Он, успокоился, фасад комендатуры кончался, дальше были два жилых дома. Он глянул вправо и увидел стену из белого вперемежку с красным кирпича, на кирпичных, изготовленных под столбы стойках, висели металлические ворота белого цвета, поэтому он не сразу их заметил. Со звездами посередине на правых воротах была вырезана входная дверь с окошечком посередине. Словно доказывая его догадки, дверь открылась, вышел унтер офицер, за ним два немецких солдата. Авдеев понял - смена караула. Унтер подвёл смену. Караул, согнув ноги и прижав кулаки рук к поясу, отдал рапорт. Сделали шаг в сторону, смена заняла их место. Старшина в душе радовался, теперь смены минимум два часа не будет. Он подозвал рядовых Ильичёва и Трошкина: «Слушайте, ребята, нужно тихо убрать вон тех двух молодцов».
  - Поняли, старшина, - спокойно ответили бойцы.
  Авдеев видел, как они разделились. Трошкин, пригнувшись, перебежал на правую сторону улицы, Ильичёв пошёл в проулок, чтобы подойти к немцам справа.
  Разведчики не сразу поняли, что случилось с немецкими часовыми. Они почти одновременно схватились руками в области горла. Между пальцев просочились тёмные струйки, а когда из открытых ртов выплеснул поток такого же цвета, все поняли, что это кровь и рассмотрели ручки кинжалов. С концов рукоятей тоже капали струйки темнеющей крови.
  Старшина взмахом руки повёл свой взвод в здание комендатуры. Ильичёв с Прошкиным открыли им двери и последние вбежали вовнутрь здания.
  - Бойцы! Нужно найти выход во внутренний двор. Там должны быть казармы роты охраны и, Богом прошу всех, кто выше звания солдат, брать в плен. И очень прошу, никаких выстрелов, приклад автомата, кинжал, сапёрная лопата и прочее подручное оружие.
  - Всем ясно? Давайте ищите дверь во двор, - Авдеев взглядом глаз дал понять всем, что разговор закончен, пора дело делать.
  - Товарищ старшина! Я нашёл. Там под лестничным пролётом дверь, как раз во двор, - выпалил разведчик, развернулся, показывая всем телом, идти за ним. Все последовали за ним. Точно под лестницей была дверь, старшина попробовал, она приоткрылась. Авдеев просунул голову. Во дворе было пусто. Слева к фасаду здания был пристрой, похожий на боксы для машин. Точно, это были гаражи для машин руководства, видно немцы оборудовали их под казармы роты охраны. Он подозвал к себе разведчиков Ильичёва и Прошкина: «На вас ребята надежда, вы идёте первые. Уберите дневальных, а мы следом остальных».
  - Поняли, старшина, - и, пригибаясь, направились к воротам бокса. Ещё двоих старшина послал к следующим.
  Разведчики бесшумно подошли к воротам бокса.
  - Серёга, нужно найти щель, узнать, где сидит дневальный, - заметил Прошкин.
  - Во, Васёк, смотри! За резиной щель, видишь, справа возле пирамиды с оружием, за столом сусик спит - толи шуткой, толи всерьёз шёпотом сказал Ильичёв. Прошкин глянул в щель, оценил обстановку.
  - Слушай, Серёга! Ты дёрни дверь осторожно на себя, а я его усыплю на века, даже смерть не увидит, - выдавил Вася подобие улыбки,
  Сергей осторожно потянул дверь на себя, его даже обрадовало, что навесы были хорошо смазаны, скрипа не последовало. Он уже смело открыл её на половину и Прошкин быстро влетел в проём. Дневальный спокойно лежал, положа голову на руки и спокойно спал. Василий резко протолкнул левую руку ему между рук и горла, сжал сгибом руки горло, чуть приподняв голову, резким ударом правой руки всадил финку под левую лопатку, тут же её выдернул, и на униформе стало расплываться тёмное пятно. Фриц не издал ни одного звука, только вздох, Прошкин аккуратно положил его на место. Ильичёв махнул пилоткой, это был условный знак, что всё хорошо. Из задней двери комендатуры выбежали разведчики, на ходу разделяясь на две группы. Одна побежала к правому боксу, другая во главе с Авдеевым к ним. У ворот их остановил Ильичёв.
  - Товарищ старшина! У них здесь три ряда двухъярусных коек. Нужно быстро распределить, кто в какой проход будет заходить, чтобы не было путаницы, мало ли что, вдруг у кого окажется личное оружие, тогда кранты, - шёпотом объяснил свои предположения разведчик Авдееву.
  Старшина условными на пальцах знаками объяснил, кто с кем идёт и в каком направлении. Разведчики по одному ворвались в помещение. Койки стояли по пять штук в каждом ряду. Слева была отдельная. На стуле висел офицерский мундир с лейтенантскими погонами. Авдеев ринулся к нему, портупею с мундиром он отбросил вместе со стулом в сторону.
  Придавив локтем правой руки горло эссесовца, он левой проверил под подушкой, достал из-под неё пистолет системы «Вальтер». Фриц, проснувшись, смотрел широко открытыми глазами на Авдеева, ещё не понимая, что случилось. Старшина сдёрнул с душки кровати полотенце и сунул его в рот офицера, резко взял его за левое плечо, перевернул фрица на живот и замотал ему руки загодя приготовленной верёвкой. Сделав своё дело, он сел на край койки и устремил свой взгляд во внутрь казармы.
  Что он увидел, трудно пересказать словами. Разведчики убивали спящих и уже проснувшихся немцев кто как мог. Авдеев краем сознания понимал, не каждый ещё так озлобился, чтобы резать финкой по живому и потому многие били уже проснувшихся немцев прикладами, а кто и сапёрными лопатками. Было страшно смотреть, как из-под приклада в стороны летела кровь вперемешку с белыми мозгами. Один немец спрыгнул с верхнего яруса, от испуга ползал по цементному полу, что-то дико кричал на своём картавом языке. К нему быстро подбежал разведчик Афонин и сапёрной лопаткой почти срубил напрочь ему голову. Немец какое-то время ещё стоял на четвереньках, его голова висела, бледным окровавленным лицом прижималась к груди, кровь залила вокруг немца огромный круг. Он медленно, скользя руками о свою кровь, вытянулся на животе и накрыл свою голову грудью. В несколько минут всё было кончено, картина была ужасающая. Везде лежали окровавленные тела в белом нижнем белье, обильно пропитанные багровой кровью. Одни лежали, другие видно уже проснулись и их кончили в полусидящем положении, многие лежали на полу. На самих разведчиков тоже было смотреть картина не из весёлых. На лицах, руках, на форме, всё было залито кровью врага. Бойцы стояли, глядя кто в пол, кто друг на друга, глаза были взбешённые, словно у хищника, попробовавшего свежую кровь. Старшина понимал, от чего это происходит, чтобы спокойно убивать, нужно очерстветь сердцем. Он сам когда-то в Финскую, убив первого своего врага, долго приходил в себя. Чтобы не расслабить своих бойцов, он строго взглянул на всех и сказал: «А вы что хотели, тихонько их повязать, кляп в зубы сунуть и спокойно пойти дальше? А вы поставьте их на своё место. Думаете, они пожалели бы? Мы их сюда в гости не звали. Они нам принесли смерть и разрушения. Может, давайте, сложим оружие и пойдём их хлебом-солью встречать? Пусть они ходят в наши дома как хозяева. Спокойно убивают наших родных и близких, насилуют наших женщин. Что, устраивает такой вариант? Нет? Тогда подберите сопли и будьте защитниками своей родной Отчизны! Ильичёв, пойди в ту казарму. Скажи, что сбор в комендатуре через две минуты. Афонин и Смирнов, взять офицера. Все за мной на выход. Вперёд марш! - Авдеев сам себе удивился. Толи ему стало обидно за своих солдат, что немцев пожалели, но он никогда в жизни таких речей не говорил.
  Вскоре все собрались в помещении комендатуры. Вторая группа выглядела не лучше Авдеевской. Одни сидели прямо на полу, прижавшись к стенке, дрожащими руками сворачивая самокрутки, другие нервно улыбались и глаза были диковатые. Куськин нашёл ванную и туалетную комнату, шепнул старшине, тот покивал головой и тут же послал всех разведчиков проследовать за Куськиным и привести себя в порядок. Сам позвал переводчика ефрейтора Грачёва и вместе пошли к пленному лейтенанту.
  Пленный оберлейтенант злобно водил глазами то на охрану, глядя на прямо идущих на него старшину с переводчиком. Караул хотел поставить пленного на ноги, но старшина подал знак рукой - не надо. Дал понять: «Пусть эта сволочь на полусогнутых стоит».
  - Ну-ка, Виктор, задай ему вопрос, какие войска впереди и из каких войск их батальон? - обратился Авдеев к Грачёву. Он спросил немца на их языке, тот ответил.
  - Фёдор Алексеевич! Он говорит, что две танковые группы Гудериана и Гота, с районов Бреста и Белостока прорвали наши приграничные позиции и в данный момент находятся сейчас в районе Минска, чтобы соединиться и окружить весь наш Западный фронт, - с широко открытыми от удивления и неверия глазами Грачёв переводил Авдееву слова немецкого оберлейтенанта.
  - Витя, что ты на меня свои голубые глаза вытаращил. Я тебе не Иисус Христос! Для меня это тоже неожиданность! Пусть с этими данными командиры дивизии разбираются, а наша задача - адреса служащих этой комендатуры, понял? Давай, спрашивай, - Фёдор чуть не сорвался на крик, такой камень даванул на душу - глыба, аж дыхание в груди перехватило.
  Оберлейтенант оказался ценным языком, все офицеры комендатуры были его друзьями и хорошо знакомыми. Он не охотно, но дал адреса. Единственное, чем огорчил - это то, что начальник комендатуры оберштандартенфюрер СС Шнитке уехал в город Береза по каким-то срочным делам на два дня.
  Авдеев отправил пленного с переводчиком и двумя разведчиками назад в штаб дивизии. С остальными бойцами отправились на ликвидацию офицеров комендатуры.
  Славков остановил батальон в двух кварталах от комендатуры и ждал сигнала от Авдеева.
  Из-за угла дома, в квартале которого находилась комендатура, вышли четверо. Когда они подошли ближе, старший лейтенант узнал первого. Это был переводчик ефрейтор Грачёв, по бокам шли разведчики. Их имён Славков не знал, но знал их в лицо. В центре шёл немецкий офицер. Судя по погонам - лейтенант. Не дойдя пяти шагов, ефрейтор остановил конвой и лихо, строевым шагом, подошёл к комбату.
  - Товарищ комбат! Во время захвата комендатуры была уничтожена рота охраны. Взяли в плен оберлейтенанта Отто Зингера. Старшина Авдеев ушёл, на уничтожение офицеров комендатуры по наводке пленного, - лихо доложил Грачёв.
  - Теперь куда направляетесь? - спросил комбат.
  - По приказу старшины откомандирован в штаб дивизии, пленный много знает ценной информации.
  - Это очень хорошо, а то мы здесь как слепые котята, по лесам шатаемся, от беглых по лесам толку мало - одни догадки. Слушай, ефрейтор, там, позади колонны, мои немецкий мотоцикл реквизировали. Бери его. Скажи, я приказал, и дуй в штаб дивизии. За одно и нашу обстановку объяснишь. Да вот ещё что, как увидят красную ракету, пусть бьют из пушек по станции. Нас там уже не будет, - он весело похлопал Грачёва по плечу. Скомандовал: «По машинам!». И колона двинулась в сторону станции, поднимая асфальтовую пыль.
  Славков ехал в головной машине, облокотись на окошко, смотрел в ещё не проснувшиеся окна домов. Он понимал, под каким страхом живут люди в этом оккупированном городе. Где за любое не правильное движение, не то сказанное слово или просто не понравившееся лицо могут запросто пристрелить, избить, искалечить.
  К горлу подкатывался комок. Охота было заорать, что он не виноват, что так всё получилось, что все ждали провокации, к которым они уже привыкли и, скребя зубами, терпели их.
  А тут, на вон, война, да так неожиданно, так стремительно, так оглушительно нанесла такие потери, такую неразбериху, что фронта как будто и не было.
  В итоге дивизия идёт по родной земле, прячась, словно не они здесь хозяева, а эти оккупанты-немцы.
  Он прогнал эти ненавистные, давившие, жутко тяжёлые мысли, встряхнул головой, увидел в лобовое стекло стоявший взвод 176-й дивизии.
  - Товарищ комбат! Разрешите обратиться!
  - Давай, старшина!
  - Докладываю. Комендатура взята, все её офицеры уничтожены. Разрешите уничтожить охранение на станции, мы здесь у немцев грузовичок позаимствовали. Как увидите жёлтую ракету, можете занимать станцию, - с какой-то необыкновенной улыбкой доложил Авдеев, что у Славкова отлегло от души, как-будто и не было тех воспоминаний и дум, он махнул старшине рукой со словами: «Давай, старшина!».
  Авдеев махнул рукой к прилегающей к главной улице дороге, из-за крон густо растущих тополей выехала машина. В кузове уже сидела половина взвода, остальные попрыгали на ходу в кузов, старшина сел в кабину. Водила дал газ, и машина вскоре скрылась из виду. Славков понял, что впереди спуск.
  Колонна ехала на малых скоростях. Славков ждал ракету. Улицы по-прежнему были пусты, хотя небо уже побелело. Скоро должна подняться заря, а там и рассвет. Комбат мысленно подумал о времени. Он уже дёрнул левую руку, но увидел впереди вспышку жёлтого цвета. Водитель дал газ, не дожидаясь приказа, и машина рванула по пустым улицам, города. В некоторых окнах задёргались шторки, значит, рёв колонны разбудил жителей. Многие выбегали на балконы, что-то кричали, махали руками. Им, наверное, не верилось, а может, снилось, ведь ещё вчера по их улицам шли немецкие войска, а сегодня уже Красная Армия едет по их улице. Нo они отталкивали всё плохое. Им было наплевать, быль это или небыль. Они просто радовались своему родному. Пускай, во сне, но это для них было чудо, момент спасения.
  Машина комбата влетела в уже разбитые разведкой ворота станции, отвернула влево, тормознула.
  Славков вышел из кабины и руками стал распределять, куда какой машине направляться, комроты уже спешил к нему получить надлежащие указания.
  Получив задание от комбата, роты батальона приступили к погрузке складского имущества. Механики осматривали трофейную технику. Она оказалась в рабочем состоянии. Оружейные мастера занимались оружием. Погрузка шла чётко и быстро, без лишней суеты. Через сорок минут комбату доложили, что погрузка закончилась. Комбат отдал команду отходить намеченным маршрутом к основным силам дивизии.
  Когда прошли кирпичные застройки и начались частные сектора, со стороны шоссе показались отсветы пламени и взрывы. Отзвуки наших зенитных пулемётов и немецкого автоматического вооружения.
  Видно, немцы не ожидали такого грамотного прикрытия наших подразделений, находящихся в городе, и поэтому возглавляли колонну машины с пехотой и мотоциклисты с пулемётами МГ-42 на люльках. Через тридцать минут обстрела нашими «зенитками» на дороге остались разбитые от взрывов бензобаков немецкие машины, чадя серным дымом скатами колёс. Везде валялись трупы. Одни сложившиеся пополам дымились на бортах кузовов автомобилей, другие рядом с горевшими колесами, многие стараясь уйти от губительного огня наших пулеметов, сползая вниз головой с обочины, торча железными подошвами у кромки шоссе.
  Мотоциклистам досталось больше всех, они горели, обрызганные бензином при разрывах бензобаков и запасных канистр в багажниках. Пули крупнокалиберных пулемётов, предназначенных для поражения воздушных целей, вырывали на вылете материю вместе с тёплым человеческим мясом, и кровь фонтанами разлеталась в стороны. Многие бесформенные тела валялись на шоссе, попав, видимо, под прямое попадание разрывных пуль.
  В горячке боя зенитчики не сразу поняли, что их установки цепляют к каким-то незнакомым им машинам. Это были немецкие машины, захваченные на станции. До леса оставалось километров триста, когда начали приближаться фонтаны взрывов. Все поняли, к разбитой колонне подошли танки, но время было упущено.
  Машины въехали в лес, и только тогда немецкие снаряды ударили в просёлочную дорогу, но цель была уже вне видимости. Пока достигли места дислокации дивизии, несколько раз пришлось укрываться под кроны деревьев, от пролетавших над ними вражеских самолётов. Видно, танкисты по рации сообщили район, в котором нужно искать скрывшиеся советские машины.
  Машины миновали дозор, усиленный двумя пулемётчиками, с двумя сорокапятками, хорошо замаскированные по обеим сторонам дороги. Наконец попали в расположение дивизии.

19

  Генерал Фридрих Циквольф не находил себе места. Несколько минут назад ему доложили, что бронемашины штурмбанфюрера Шутнеса, и пехота на машинах оберштурмфюрера Гуго Крааса были встречены русскими зенитными пулемётами и были уничтожены. Он опять прошёлся вдоль кабинета, подошёл к шкафу со спиртными напитками, налил рюмку французского коньяка и, забыв об этикете этого напитка, выпил до дна по-русски. Фридрих ещё не успел хорошенько сесть за своим дубовым, старинным XVIII века работы столом, как зазвонил телефон.
  Адъютант доложил, что звонит командир корпуса генерал Шмидт. Цикволъф нехотя встал с кресла, поправил портупею с френчем, поднёс трубку к уху:
  - Слушаю, господин генерал!
  - Это я тебя должен слушать, а точнее твой доклад, господин Циквольф! - по его интонации чувствовалась раздражительность, хотя он старался её скрыть.
  - Докладываю! С Горска была принята не очень понятная радиограмма. Будто в него вошла какая-то русская часть. А потом связь оборвалась.
  - И какие действия были приняты с вашей стороны? - прервал его командир корпуса.
  - Мы послали пехотную роту со взводом мотоциклистов оберштурмфюрера Крааса, следом за ним бронеавтомобили штурмбанфюрера Шутнеца с двумя танками Т-3, - Фридрих не успел перевести дыхание и расстегнуть на вспотевшей шее подворотничок.
  - Слушайте, Фридрих! Это не тот ли Гото Краас, который первый из офицеров Вермахта получил «Железный Крест 1 -ой степени» за Западную компанию? - в его голосе чувствовался интерес.
  - Так точно, господин генерал! Он самый и есть, - уже более расслаблено ответил Циквольф.
  - Ну а что этот прославленный орёл Французской компании штурмбанфюрер Шутнец? Он ведь служил в Лейбштандарте у самого обертгруппенфюрера СС Зенна Дитриха, любимца самого Фюрера? - с какой-то непонятной над ним усмешкой спросил Шмидт.
  - И здесь Вы правы, господин генерал. Вашей памяти можно позавидовать. Да! Шутнец тоже участвовал в Западной компании и служил в Лейбштандарте. Затем во Франции при взятии Марио был ранен. А на Восточную компанию был определен в мою дивизию, - уже успокоившись, ответил Фридрих.
  - Слушай, Фридрих! Я тебя не биографию Шутнеца спрашивал. А почему его бронетехника опоздала с помощью? Если бы пехоту прикрыли огнём с орудейных стволов танков, то мы сейчас имели меньшие потери и больше знали бы о русских, появившихся в нашем тылу, - уже не строго, а как бы напутственно спросил его Рудольф Шмидт.
  - Господин генерал! После такого разгрома русских на границе нам и в голову не пришло, что нашу пехоту с мотоциклами встретит организованная зенитная засада. Честно говоря, мы не были готовы. Первое, можно было собрать пехоту и машины, все танки ушли на Минск, и в данный момент их не было в наличии. Шутнец случайно наткнулся на телефонограмму, в которой было указание, чтобы для оставленных русскими аэродромов было поставлено усиленное охранение с двумя лёгкими танками. Пока их направили на Горск, получился большой разрыв от машин. Когда они прибыли, там было уже всё кончено. Но они успели засечь уходящие в лес машины с зенитными пулемётами и обстрелять их, - теперь уже промачивая носовым платком пот, ответил Циквольф.
  - Авиация была послана?
  - Сразу, господин генерал! Но дорога проходит сквозь лесной массив, и они, вероятно, успели укрыться. Но над лесом постоянно висит разведывательный самолёт «Фокке-Вульф-189». Танки с бронемашинами сразу пошли в преследование, так же послали и батальон пехоты на машинах с миномётным взводом.
  - О нахождении русских сразу докладывать мне. Вам ясно, господин генерал? - с жёсткостью в голосе приказал Шмидт.
  - Вас понял, господин генерал, - с каким-то облегчением ответил Фридрих и положил трубку, нашёл кнопку вызова адъютанта унтер-ар фюрера Фрида Ланца.
  - Слушайте, Фриц! О любом сообщении, касающемся русских, докладывать мне лично, - отдал приказ Фридрих вытянувшемуся по струнке адъютанту.
  Тот кивком головы дал понять, что указание понятно, отдал честь, вытянув вперед правую руку, чётко с пристуком каблуков, начищенных до зеркального блеска, вышел из кабинета.
  Когда подошли последние две зенитные установки, дивизия уже час была в пути в районе озера Чёрное.
  Полковник Мартынов на совещании штаба высказал свою мысль, не дожидаясь прихода батальона капитана Зайцева, покинуть дивизией лагерь. Доводы комдива штабными офицерами были поняты правильно. Все поняли, что при такой мобильности немецких войск, при первой радиограмме или телефонному звонку немцы организуют с ближайших населённых пунктов войсковую поддержку, а это значит огневое столкновение с нашими зенитками прикрытия. А когда они поймут,- что это не просто, разрозненная часть русских, а организованное подразделение с огневым прикрытием, будет организовано преследование и наверняка задействуется авиация для разведки с воздуха, а при обнаружении дивизии нанесётся бомбовый удар, и последствия для дивизии будут не обратимы. Было решено оставить батальон Шустова, для зачистки стоянки дивизии, встретить батальон, штурмовавший Горск с зенитчиками, оставить взвод разведчиков. Затем двумя батальонами догонять основные силы.
  Выпускник Подольского артиллерийского училища 1941 года, лейтенант Быков -Семён Фёдорович, ждал Пушкарёва, который должен ему доложить о продвижении к ним противника. Фёдор был спокоен. Он уже был раз в заслоне, но там были иные условия. Там было поле, хорошие условия для атаки танками и авиацией с большим количеством пехоты. Теперь козыри были в его руках. Хотя под его руководством были две «сорокапятки» и два «Максима». Зато условия были подходящие. Он сам выбирал позицию. Его засада находилась на горе просёлочной дороги. Пушки и пулемёты были укрыты по обочинам в кустах между вековыми берёзами. А главное, в этом месте был выход скальных пород, что создавало искусственную крепостную стену. Лейтенант приметил для артиллеристов ориентиры для стрельбы, показал, где будет первая, а где последняя цель, а пока всем отдыхать и ждать его команды.
  Солнце уже подходило к зениту, лёгкий летний ветерок своим дуновением шелестел листву и это природное спокойствие передавалось каким-то особенным спокойствием, словно отодвигая войну на второй, второстепенный план.
  Но это обманное спокойствие, лейтенант Быков встряхнулся, заметив впереди по просеке точку. Он поднял бинокль к глазам, навёл резкость линз и ясно увидел на мотоцикле Пушкарёва. По его напряжённому лицу и телу, пригнувшемуся к рулю и напряжению кистей рук, он понял, немцы идут к ним. Мотоцикл резко затормозил, обдав клубами пыли Фёдора.
  - Товарищ лейтенант! Немцы в количестве двух лёгких танков и двух бронетранспортёров, минут через десять будут здесь! - ещё не отойдя от яростной гонки, выпалил Пушкарёв.
  - В каком порядке следует противник?
  - Один танк впереди идёт, второй замыкает колонну, - уже успокоившись, ответил пулемётчик.
  - Ясно! Мотоцикл в лес. Позвать ко мне командиров орудий и первых номеров пулемётов, - не отрывая бинокль от глаз, приказал Быков.
  - Есть, товарищ лейтенант, - ответил Пушкарёв, и через мгновение он вместе с мотоциклом испарился в густом кустарнике. Вскоре он уже перебежал на противоположную сторону дороги. И уже вторая пара догоняла первую, спешила на вызов лейтенанта.
  Услышав топот сапог, Фёдор догадался о вызванных, опустил бинокль и повернулся к ним лицом.
  - Товарищ лейтенант! - начал было доклад младший сержант Владимиров.
  - Ладно, командиры и первые номера, не до церемоний, - остановил взмахом правой руки их лейтенант.
  Действительно, было не до устава. Впереди уже были видны клубы пыли от тяжёлой техники.
  - Слушайте меня внимательно! Сержант Сомов после того, как я подорву задний танк, бьёшь передний, и желательно сразу. Рация у них, понимаешь. А авиация нам сейчас ни к чему. Нам нужно подольше продержаться, а с авиацией нам быстрый кирдык. Никита Иванович, ты своим орудием ударишь по бронемашинам, а затем поможешь пулемётчикам с пехотой. Нe желательно, если она просочится в лес. Это усложнит наше положение. Никита, после танка поможешь им. Если всё получится, мы их раздолбаем быстро. Затем, ближе к вечеру, уйдём к своим. Если всё понятно, быстро все по местам и помните, огонь открывать только после взрыва моей мины, - все поняли, как быстро на их глазах повзрослел этот ещё вчерашний выпускник Подольского училища. Быков это почувствовал, когда сейчас ставил перед ними задачу, он старался быть кратким и убедительным. Он знал, что сейчас он для них всё и вся. И если они почувствуют его неуверенность, бой можно проиграть.
  Быков занял свою позицию за бруствером первого орудия Сомова. Он уже не слышал шелест деревьев. И уже начинавшуюся жару летнего дня. Его внимание сейчас было приковано к белому камню. Это был ориентир. Здесь он должен подорвать немецкий танк и лишить немецкую пехоту на бронемашинах огневой поддержки башенного орудия танка.
  Немцы шли на средних скоростях, поднимая тучи пыли, оседавшую на левую сторону лесного массива. Командир первого танка сидел на башенном люке, по пояс высунувшись из него. Он то и дело подносил к глазам бинокль, но не заметив ничего подозрительного, опускал его на грудь.
  Оставалось сто метров до заветного камня. Ладонь руки запотела, держа ручку электродетонатора.
  Командир первого танка, опуская голову вниз, что-то, видно, шутил с экипажем, так как, подняв голову, было видно оскал его белоснежных зубов. В бронемашинах слышалась губная гармошка и гортанный смех. Они, видно, были настолько уверенны в своей победе, что им и в голову не могло прийти о каком-то сопротивлении со стороны русских, на их уже завоёванной территории. Эти избалованные европейскими победами солдаты ещё не поняли, какую могилу им вырыл Гитлер.
  Через окуляры бинокля Фёдор видел, как второй бронетранспортёр начал проезжать его ориентир. Он ухватил левой рукой детонатор, а правой стал накачивать ток ручкой. Он на мгновение схватил бинокль и посмотрел на заветное место.
  Быстро его бросил на грудь и нажал ручку по часовой стрелке. Раздался взрыв, башню заднего танка подняло и откинуло в сторону, в небо загадил чёрный дым. Тут же оглушительно ударило орудие Сомова, слегка оглушив левое ухо Фёдора. Снаряд прошёл выше башни, но сорвал люк и снёс антенну. Офицер успел скрыться в башне после взрыва мины.
  - Серёга, давай подкалиберный! - закричал Сомов, сам не отрывая глаз от оптики, чуть довернул ручку вниз.
  Быков не услышал выстрела, но увидел, как загорелся мотор танка. Танкисты начали покидать горевшую машину, но танк взорвало, видно, третий снаряд попал в боезапас, и башню разнесло, как брошенный на землю арбуз. Бронемашины уже тоже горели, немецкая пехота пыталась спрятаться за броню, но пулемёты и осколочнофугасные снаряды доставали их везде. Как и предполагал Быков, всё было закончено в районе двадцати минут. Вечером: они, не дождавшись немцев, ушли к Чёрному озеру.

20

  Москва. Столица на первый взгляд в эти первые дни войны выглядела так же величаво, как и до этих страшных для страны и армии дней. Но на лицах москвичей улавливалось напряжение в глазах и натянутость от беспокойства в лицах. После выступления Молотова по радио 22 июня в 12 часов дня, москвичи просто завалили наркоматы заявлениями о добровольном вступлении в Красную Армию. Конечно, правительству легче было сказать советскому народу, что Германия во главе с Гитлером внезапно напала на Советский Союз. Хотя самолёты «Люфтвафе» последние месяцы 1941 года не раз нарушали воздушное пространство нашей Родины. Так же были столкновения с немецкими диверсантами на границе. Но директива с Москвы была однозначна «Огня не открывать, не провоцировать немцев».
  Даже когда 21 июня 1941 года Сталину сообщили, что с сопредельной стороны перешёл границу немецкий перебежчик - фельдфебель и сообщил, что на рассвете 22 июня начнётся война. Сталин не мог поверить, т.к. до этого разведка доносила ему о разных сроках немецкого нападения, он верил в здравый смысл, что Гитлер не, будет воевать на два фронта. К тому же у него с ним был заключён «пакт о ненападении», и что Гитлер сперва закончит войну с Англией. Ночью всё-таки была послана осторожная директива: «Быть в боевой готовности, но боевых действий не предпринимать». Очень хитрая директива. Она связывала руки командующим округов - будешь стрелять - виноват, и не будешь стрелять - тоже виноват. Как можно было быть в боевой готовности, если вся техника была закрыта в ангарах, самолёты стояли замаскированные на аэродромах, не имея возможности для быстрого взлёта. Основная масса войск базировалась в непосредственной близости от границы. В Белорусском особом округе войска в приграничной зоне понесли большие потери именно от того, что они располагались близко к границе, и немецкая артиллерия просто расстреляла их и разбомбила с воздуха, а танковые группы Гота и Гудериана рассекла их, лишила штабы управлением войсками. Основные силы первого эшелона Западного фронта попали в окружение, были пленены, остальные с боями отходили к Минску.
  На рассвете Сталин собрал членов Политбюро плюс Тимошенко и Жукова.
  - Нападение немцев можно считать совершившимся фактом, противник разбомбил основные аэродромы, порты, крупные железнодорожные узлы связи, - доложил Тимошенко.
  - Нужно еще раз связаться с Берлином и с посольством в Москве, - сказал Сталин, подойдя к Молотову.
  Молотов позвонил в наркомат иностранных дел.
  - Товарищ Сталин! Шуленбург хочет меня видеть, -пояснил он.
  - Иди, - коротко сказал Сталин.
  Первый заместитель начальника Генерального Штаба Ватутин доложил новые данные о положении дел на фронте: «Немецкие войска быстро движутся вглубь страны, не встречая сильного сопротивления».
  Вернулся Молотов после беседы с Шуленбургом и сказал: «Германское правительство объявило нам войну». Было решено: «Дать отпор врагу, всеми силами и средствами. Уничтожить в районах, где они нарушили границу. Но границу до особого распоряжения не переходить».
  Все понимали, что сейчас нужно подыграть Сталину, так как его просчёт с ненападением Гитлера на Советский Союз есть и их молчаливое согласие. Так же все понимали, отбросить сейчас немецкие войска было нереально, нужно хотя бы остановить их и собраться с силами.
  Тревожные радиограммы шли с Западного фронта, штаб Округа потерял связь с приграничными войсками и не может наладить руководство. Войска хаотично отступали. Несли огромные потери, сотни тысяч попадали в плен, не имея возможности к организованному отражению немецкого наступления. Сталин был вне себя.
  - Командующий Западным фронтом Павлов не имеет связи со штабом армии. Говорит, директива опоздала. Почему опоздала? А если бы её вообще не было, что без директивы армия не должна быть в боевой готовности? - высказал гневно он.
  - Надо поручить эвакуировать население и предприятия на Восток. Ничего не должно достаться врагу, - продолжил Сталин.
  Докладывал Тимошенко: «Удар превзошёл все ожидания. В первые часы войны вражеская авиация нанесла массированные удары по аэродромам и войскам».
  - Значит много советских самолётов уничтожено на земле? Неужели до всех аэродромов добралась немецкая авиация? - прохаживаясь по кабинету, с негодованием, спросил Сталин.
  - По предварительным данным около 700, наиболее тяжёлые потери понёс Западный фронт, - закончил Тимошенко.
  - Опять Павлов! Товарищ Берия, займитесь этим делом, создайте комиссию и всех виновных в этом предательстве привлечь к ответу, - обратился он к наркому НКВД.
  - Разберёмся, товарищ Сталин! Виновные понесут заслуженное наказание, - преданно глядя сквозь свои круглые пенсне ответил Берия.
  Западный фронт трещал по всем швам. Быстрый разгром первого эшелона оставил большие бреши для быстрого наступления немецких войск в нашей обороне. Войск не хватало, а чтобы замедлить продвижение противника, требовались контрудары. Поэтому бреши в обороне затыкали, чем могли.
  Вместо танкового корпуса в бой бросали бригады, вместо дивизии полки. Получались контрудары не кулака, а растопыренной пятерни. Немцам не представляло большого труда для их уничтожения.
  Принимая всё это во внимание, Сталин принял решение, чтобы сохранить оставшуюся кадровую армию и выиграть время, быстро сформировать на Урале и Сибири новые дивизии - там охотники, там много молодёжи. А пока затыкать дыры на фронте народным ополчением, городской интеллигенцией, с трудом умевшими стрелять, молодыми мальчиками из ВУЗов и потрёпанными, истекающими кровью, отходящими частями. Для решения этого вопроса к нему были приглашены и ожидавшие в приёмной МГК Попов и секретари райкомов.
  - В ЦК поступают многочисленные просьбы от советских людей, создать народное ополчение... Идя навстречу москвичам, мы создадим несколько добровольческих дивизий из ополчения, — сказал Сталин присутствующим, проводя трубкой по усам.
  Начался патриотический призыв в ополчение. Запись была добровольной. Если конечно вспомнить плакат с нарисованным на нём красноармейцем в будёновке, с выпученными глазами, которые будто спрашивали: «Не шути! Иди, а то позор!»
  Патриотизм, конечно, был огромный, но сталинский режим всегда страховался. В три часа ночи 24 июня была объявлена воздушная тревога. Командующий ПВО сообщил, что на Москву идёт группа самолётов. Завыли сирены, москвичи укрылись в бомбоубежищах. Зенитки открыли огонь. Сбитые самолёты, чертя горящий след, упали на землю. Вскоре всё разъяснилось. Командующий ПВО доложил: «Наши зенитчики немного поднапутали, оказалось, что сбили свои бомбардировщики, возвращающиеся с задания».
  В столице уже на второй день войны на окнах в ночное время появилась световая маскировка. На улицах не горели фонари.
  27 июня Сталин после разговора в Генеральном штабе с Тимошенко и Жуковым, уедет к себе на дачу и появится в Кремле только 1 июля. В этот же день он создаёт Государственный Комитет обороны, которому передаётся вся полнота власти в государстве. Через десять дней он будет Главнокомандующим, председателем Комитета обороны, наркомом обороны, председателем Совета народных комиссаров и Вождь партии. 3 июля облачённый новой властью Сталин выступит по радио с долгожданным обращением к народу.

21

  Дивизия выходила в запланированный район. По просвету света в кронах деревьев все понимали, что впереди должно быть озеро, а это отдых, горячая пища, вода, в которой можно отмыться от этой надоевшей дорожной пыли, которая проникала во все области человеческого организма.
  В колонне послышались весёлые шутки, прибаутки, смех, радость о близком отдыхе, оттолкнуло всю тяжесть и усталость лесного перехода на второй план.
  Полковник Мартынов вышел из машины и был ошеломлён красотой, которая играла всеми цветами радуги и отражалась, переливаясь в этой озёрной глади. Сразу нахлынули предвоенные воспоминания. Когда они с женой гостили в деревне у родителей и поутру вышли прогуляться и искупаться, после душной летней ночи, в утренних водах озера. Они вошли по пояс в тёплую воду и долго брызгали друг друга, под радостные крики и визги жены они громко смеялись, что-то кричали в небо природе, словно благодарили её, за эту красоту, окружавшую их. Потом они лежали на зелёной прохладной траве, подставив свои обнажённые, сырые тела утреннему солнцу. Жена вдруг повернула голову. Её сырые кудрявые волосы стелились на зелёном покрывале травы, создавая иллюзию единого целого, её и природы.
  - Я смотрю на глянец озёрной глади. Ветер ещё не успел потрепать её поверхность, и, поэтому, она выглядела, как отблеск огромного зеркала, отражая в себе бегущую по небу белизну облаков и яркое отражение солнца. Лучи солнца огненными стрелами вливались в эту гладь и мгновенно уходили ввысь сквозь эту белизну облаков и растворялись в необъятной синеве небес. Потом поднявшийся ветерок, образует рябь этой ровной поверхности, и лучи солнца как-бы путаясь в этой ряби воды, смешиваются и образуют в этой мелко волнующейся воде какую-то огненность. И вода как-бы искрится, превращая озеро в огненную лаву, бьющуюся о берег. Вот эти, Гена, утренние превращения природы доказывают, что земля наша живая, а не просто материя, - как-то поэтично, сверкая своими большими, особенно красивыми в этот момент, глазами сказала жена.
  - Послушай, Марго, - учась в академии, он прочитал роман Александра Дюма «Королева Марго», ему понравился этот персонаж, обладающий красотой, умом и умением любить, - если бы я не знал тебя, как свою жену, я бы подумал, что ты поэтесса, - улыбаясь во весь рот, и смотря на неё любящими глазами, сказал Мартынов.
  - Ты, родной, просто сейчас мне льстишь, - она крепко обняла его шею, начала ласкать его тело.
  Их тела сплелись, образуя одно целое, как будто для них больше не существовало ничего на свете, а были лишь они, тепло и губ, и тел, что называется любовью.
  - Товарищ комдив! - Мартынов вздрогнул, быстро прогнал ностальгию и повернулся всем телом, увидел перед собой начальника штаба подполковника Гладкова.
  - Да, слушаю тебя, Василий Васильевич, - словно ни о чём до этого не думал, четко спросил комдив.
  - Геннадий Юрьевич. Разведка в Береза взяла языка в чине подполковника, - по-свойски ответил Гладков. С Мартыновым, они знали друг друга ещё до академии, и, оставаясь без подчиненных, разговаривали по-дружески.
  - Хорошо, Юра! Пошли в штаб. Там по зарез нужны свежие данные, а то блуждаем по лесам, как слепые котята, -хмурясь, что это была правда, он тронул начштаба за левое плечо, давая понять о своей готовности. Гладков повернулся, и они направились в штаб дивизии.
  Мартынов шёл, цепляя носками до блеска начищенных хромовых сапог десятилетиями напавшую хвою, и не сразу понял, наткнувшись взглядом на кучки солдатского обмундирования вперемешку с белым нижним бельём. Разум подсказал ему, и он невольно повернулся в сторону озера. К его удивлению озеро кипело, как огромный чан воды, тысячи брызг взметались вверх и, переливаясь ослепительным светом от отблеска солнечных лучей, создавали иллюзию нереста огромных рыб с человеческим обликом.
  - Василий Васильевич, а почему бойцы разделись в лесу, а не на берегу? - с удивлением спросил комдив.
  - Понимаете, Геннадий Юрьевич? Это мой личный приказ на случай воздушного налёта немецкой разведки. Бойцы при опасности обнаружения быстро укроются в лесу, не оставив при этом никаких следов, их пребывания на берегу озера, - вполне объяснимо ответил Гладков.
  - А знаешь, Василий Васильевич, просто, но грамотно, с голой задницей и в кусты, быстро и надёжно, - в шутливой манере заметил Мартынов.
  Так, улыбаясь каждый о своём, они приблизились к штабу. Часовой козырнул стойкой смирно, замер как оловянный солдатик. Офицеры, небрежно козырнув, вошли в палатку. Внутри палатки слева их встречали начальник особого отдела дивизии майор Исаев, начальник дивизионной разведки майор Скобелев и командир разведроты старший лейтенант Сухарев с комиссаром дивизии Сурковым.
  - Товарищ полковник! Во время разведпоиска разведвзвод старшины Авдеева взял в плен немецкого офицера в чине подполковника СС. Его машина с охраной следовала со стороны Барановичей в Березе. Охрану разведчики уничтожили, а офицера с документами доставили сюда, - чётко доложил Сухарев, - разрешите быть свободным?
  - Спасибо, лейтенант! Свободны!
  Мартынов устроился на стуле за своим столом и только тогда обратил внимание в сторону пленного.
  Штандартенфюрер СС стоял, чуть опустив голову без фуражки. Видно, при взятии его в плен в борьбе её уронили. На офицере был тёмно-чёрный мундир с галифе, плотно одетые в сапоги. На шее висел железный крест, видно, за европейские заслуги. Офицер, видимо, почувствовал изучающий его взгляд комдива, выпрямился в струнку и повернул голову в сторону Мартынова.
  Мартынов отвлечённо, не глядя на окружающих, начал перебирать на столе бумаги, некоторые доставал из кожаных папок, внимательно смотрел их и клал обратно. Затем, облокотясь на локти, изучал карту, что-то измерял и вычислял логометрической линейкой. Всё это он проделывал умышленно, чтобы дать немцу понять его заинтересованность к нему. «Пусть поволнуется, сволочь. Сейчас они в ореоле славы и умирать ему естественно не с руки», - мысленно думал комдив. Он краем глаза заметил, как нервничал немец, стал переступать с ноги на ногу. Глаза начали бегать то на комдива, то на офицеров штаба. Геннадий Юрьевич продолжал эту безмолвную дуэль, но, когда немец надолго остановил свой взор на нём, словно моля «ну что же ты ничего не спрашиваешь», Мартынов понял, немец созрел, и он, не торопясь, спокойным тоном начал допрос.
  - Гаврила Иванович! Спроси подполковника, кто он, в каком звании и должности и где находится фронт? - не поднимая головы, комдив обратился к переводчику штаба лейтенанту Шепелеву. Он задал пленному вопрос, тот очень внимательно его выслушал и охотно ответил на его вопрос.
  - Он, товарищ полковник, штандартенфюрер СС Отто фон Шнитке, командир 234 полка 51 дивизии 4-й армии генерал-фельдмаршала Клюге, - перевёл Шепелев.
  - Я спросил, где находится фронт? - повторил Мартынов.
  Переводчик ещё раз задал вопрос пленному. Тот с минуту подумал, затем ответил Шепелеву.
  - Он говорит, что он точно не знает, но танковые группы Гудериана и Гота в течение двух суток должны соединиться и окружить город Минск, и вся минская группировка окажется в котле, а это больше миллиона человек, - с каким-то хрипом в голосе закончил Шепелев.
  - С какой целью он направлялся в Береза?
  Переводчик на немецком языке начал задавать вопрос пленному.
  - Он сказал, так как основные силы дивизии ушли вперёд, и её хвост тянется от Ивацевичи до Барановичи, то было приказано развернуть мой полк, как замыкающий дивизию и идти ускоренным маршем в район Береза и ждать основные силы дивизии. Он выехал первым, чтобы на месте узнать от офицеров, которые побывали в Горске во время нападения на город русских.
  - Что думают в штабе корпуса? - не дав перевести дух переводчику, задал очередной вопрос Мартынов.
  - Он говорит, что командир корпуса обергруппенфюрер СС Ганс фон Шнайдер очень озабочен этим нападением. Он не верит офицерам штаба, что это сделала небольшая воинская группа русских. Он сказал: «Что там чувствует опытная рука и что всё это взято на станции, говорит о том, что в нашем тылу действует большое, хорошо организованное соединение. Этот вопрос он берёт под свой контроль» - Шепелев смолк.
  - Какие действия хочет предпринять обергруппенфюрер против нас? - уже с напряжением в голосе спросил комдив, он ожидал, что немцы быстро догадаются, что у них в тылу действует большой отряд. Дивизия была не обстреляна, и вступать в открытый бой с хорошо организованной дивизией немцев будет стоить больших потерь.
  - Товарищ полковник! Он говорит, что командующий 4-й Армии Клюге обещал Шнайдеру отправить батальон танков и эскадрилью пикирующих бомбардировщиков «Юнкерсов-87», также из Кобрина уже отправлены два батальона моторизированной дивизии, - он замолк, как будто что-то не договорил. Мартынов это почувствовал, как-никак, а психологию своих подчинённых он знал.
  - Ну что, лейтенант, чувствую, ты не всё перевёл. Давай, не тушуйся, а в принципе не нужно. Я по его холёной морде всё понял. Переведи этой немецкой суке, что русские не сдаются. А его поскудная жизнь уже кончилась! - с какой-то ненавистью, чуть не брызгая слюной, выкрикнул Мартынов эти слова. Он, прошедший три войны, не раз бывавший в таких положениях, даже не задавался вопросом о сдаче в плен. Он не понимал, чтобы боеспособное подразделение, имея время и место маневра, могло сложить оружие.
  Он никогда сам не давал приказов о расстреле. Он только давал резолюцию - подпись на протоколах военного трибунала особого отдела, многих даже оправдывал. Но этого зажравшегося немецкого офицера он возненавидел, как никого. Этот пёс, стоявший под нашим караулом, ещё имел наглость диктовать свои условия. Ему, кавалеру двух орденов «Красного знамени», медалисту двух войн с Японией и Финляндией. В гневе он решил присутствовать при расстреле и своими глазами увидеть, как этот европейский победитель наложит в свои с шиком пошитые галифе.
  Когда увели немецкого офицера, Мартынов посмотрел на сидящих офицеров штаба, на их лицах было недоумение. Они никогда не видели своего командира в таком состоянии.
  - Извините меня, товарищи офицеры за мой срыв. Но, заметили, какая наглость. Война ещё только началась, а он считает её уже выигранной. Россия никогда не стояла на коленях. Мы ещё будем в Берлине, - он не оправдывался, он давал понять, что пока немцы сильнее, мобильнее и они напали первыми.
  - Мы Вас понимаем, Геннадий Юрьевич. За такие слова можно расстрелять на месте, но Вы поступили верно, приказав его расстрелять, как требует закон военного времени, - комиссар дивизии, видя состояние Мартынова, сказал спокойно, дав понять всем, что комдив поступил правильно, провокация немца пресеклась по закону.
  Пленного вели вглубь леса трое красноармейцев и офицер Особого отдела. Его подвели к огромной вековой берёзе, отошли назад метров на десять, встали в шеренгу лицом к расстрельному и ожидали команду офицера. На фоне статного, повидавшего за своё время векового дерева, немец казался жалким. Его глаза бегали, словно искали кого-то, услышав щелчки затворов, как-то весь обмяк, видно, понимая свой конец, выпрямился. Офицер махнул рукой, прозвучал залп и он, падая, упёрся спиной в ствол могучей берёзы, сполз вниз, погружая скользящие чёрные сапоги в жухлую листву.
  Мартынов сидел за своим походным столом и внимательно смотрел на расположенную на нём карту Брестской области, что-то замерял циркулем на карте. Затем прикладывал его к линейке, морщился и снова перемерял. Собранные по его приказанию командиры полков сидели на лавках вдоль стенок палатки, ждали его указаний. Только офицеры штаба знали, что комдив ждёт разведгруппы, посланные во все направления, чтобы точно знать, где и какими силами располагает противник и на каком направлении он более опасен. Геннадий Юрьевич хотел не просто отходить к линии фронта, но и наносить немцам по возможности урон, чтобы чем-то помочь отступающей Красной Армии. И первой задачей он считал разгром Березовской железнодорожной станции, что нарушит снабжение передовых немецких войск, рвавшихся к столице Белоруссии городу Минску. Учитывая то, что для немцев уже не секрет о действующей в его тылу русской части, они приняли меры для усиленной охраны, стратегических объектов, в том числе и города Береза.
  Учитывая в этом районе не плохую сеть дорог, он послал 341-й полк майора Голикова перекрыть дорогу Ивацевичи-Великая Гать и держать эту брешь, пока дорогу не пройдёт последняя рота дивизии.
  Тишину палатки нарушил голос адъютанта комдива старшего лейтенанта Конева: «Товарищ полковник, все группы разведчиков прибыли. Сейчас начальник дивизионной разведки майор Скобелев обоснует все данные и доложит!»
  - Хорошо, Лёня, свободен! - выслушав доклад адъютанта, комдив проводил его тяжёлым взглядом и махнул кистью правой руки офицерам штаба, приглашая их к своему столу.
  Прошло чуть больше десяти минут, и, откинув полог палатки, вошёл начальник дивизионной разведки.
  - Товарищ полковник! Разрешите доложить! - лихо приложив ладонь к правому виску, доложил майор.
  - Давай, Юрий Викторович, к столу. Посмотрим, послушаем, что нарыли твои солдаты, - с доброжелательной улыбкой, показывая рукой на стол с картой, пригласил его комдив. Быстрым шагом Скобелев подошёл к офицерам штаба и наклонился над картой.
  Штабной стол ожил после доклада майора. Мартынов то и дело поднимал голову, спрашивал, уточняя у Скобелева что-то, снова припадал грудью на стол, опять измерял циркулем расстояние на карте, уточнял его по линейке и что-то предлагал офицерам штаба. Начальник штаба быстро наклонился над картой и, водя указательным пальцем по ней, объяснял что-то Мартынову. Видно, изучив обстановку досконально, все офицеры выпрямились и повернули головы на сидевших командиров полков.
  - Товарищи офицеры! Прошу достать из планшеток карту этого района, то есть «Березовского». Прошу садиться и получить задачу боевых действий ваших полков, - Мартынов, облокотясь ладонями о стол, внимательно глядел на карту.
  - Майор Нечаев, ставлю вам задачу - занять населённый пункт Белозёрск силами двух батальонов на имеющейся там технике, следовать в город Береза. Назначь командира оставшихся трёх батальонов, и пусть он выдвигается к Стригин, берёт его, ждёт тебя, пока я не скажу, что делать дальше. Если нет вопросов, выдвигайтесь немедленно. Майор Носков, твой 541 -й полк через Старые Пески выдвигается восточнее Стригина и тоже ждёт моего приказа. Полк Шубина выдвигается и занимает населённые пункты «Жиздрой - Вулька - Обравская», оставляешь в них гарнизоны, идешь на соединение с полком Голикова. Строго приказываю, чтобы связь была идеальной. Обратите на внимание связистов. Полк Чулкова остаётся в резерве дивизии. Всё! Докладывать о каждой неожиданности. Начальник штаба, выдвигаешься с передовым отрядом. Как сосредоточитесь в районе города Береза, доложите лично! Теперь всё, выполнять задачу! - Мартынов хлопнул ладонью правой руки по столу с картой, присел за стол, задумался, обхватив руками голову. Его мучила мысль, успеют полки Носова и Нечаева вовремя подойти к Березе до подхода немецкого подкрепления из города Кобрин. Успокаивало одно, немцы не могли предположить, что в их тылу может действовать целая дивизия русских. Только поэтому он решил атаковать такой районный город, которым являлся Береза. Мартынов всё чаще поглядывал на циферблат своих часов. По его подсчётам минут через 10-15 должно поступить первое сообщение от полка Нечаева. Он встал из-за стола и вышел из штабной палатки, в сопровождении своего адъютанта направился к связистам. У входа в палатку связистов часовой взял оружие на караул, комдив ему кивнул в ответ и вошёл внутрь. К нему тут же подошёл начальник связи дивизии майор Топорков.
  - Борис Александрович, соедините меня с майором Нечаевым, - спокойно приказал комдив.
  - Ефрейтор Комов! Срочно майора Нечаева! - приказал он сидевшему с аппаратом связисту.
  - Третий, третий! Третий, товарищ полковник, - Комов встал, подавая трубку Мартынову.
  - Третий, я Первый! Доложи обстановку! - строго спросил Мартынов.
  - Слышу Вас, Первый! Вышел на исходную. Въезды в город перекрыты. Разрешите, товарищ Первый, открыть огонь из орудий и начать атаку батальонов, - труба замолчала.
  - Начинай, Третий! - коротко приказал комдив.
  - Есть открыть огонь!
  - Товарищ полковник, четвёртый на проводе, - Мартынов отдал трубку Комову, взял у рядом сидящего связиста другую.
  - Первый слушает.
  - Первый, докладываю: немецкий гарнизон до роты в Старых Песках уничтожен, потери - пять бойцов и семь раненых отправил к вам. Пересекли дорогу Белозёрск - Береза, следуем в намеченный район.
  - Себя не обнаруживать, дождаться Третьего, изучить район, - не давая договорить Носкову, приказал Мартынов.
  - Свяжите с Третьим!
  - Третий, Третий! - зычно выдавил связной.
  - Есть Третий, товарищ полковник!
  - Третий, какая обстановка?
  - Обороны как таковой не было. Хорошо сработали разведчики, скорректировали огонь батарей. У немцев паника. Многих уничтожили, много пленных. Наши потери - двадцать шесть убитых, тридцать раненных. Отправляем их к вам. Техники хватает. Минут через двадцать выдвигаемся. Дайте подкрепление до роты, - скороговоркой доложил Нечаев, видно, ещё был в горячке боя.
  - Давай, Третий, не теряй времени. Четвёртый уже на подходе, ждёт тебя. Роту жди на пути следования. О прибытии доложить! - Комдив бросил трубку, поспешил к выходу.
  - Лёня! Срочно ко мне начальника штаба Гордеева.
  - Понял, Геннадий Юрьевич, - адъютант козырнул и тут же побежал в расположение 251 -го полка.
  Полковник Мартынов быстро вошёл в штыб дивизии, сел к столу, придвинул карту, ещё раз взглянул на район. Его волновало шоссе Береза - Барановичи. Со стороны Ивацевичи немцы могут найти войска и бросить их на помощь Березовскому гарнизону, да и железная дорога им сейчас нужна как воздух. Наверняка наши войска оправились, и немцы несут ощутимые потери, а их нужно пополнять.
  - Адъютант! - громко позвал комдив.
  Вошёл Конев: «Слушаю, товарищ комдив!»
  - Срочно передай мой приказ майору Шубину перекрыть двумя батальонами полка магистраль Береза -Ивацевичи и доложить обстановку.
  Не успел выйти адъютант, в пологе палатки появилась могучая фигура капитана Гордеева.
  - Капитан, слушай приказ. Берёшь свои три батальона и выдвигаешься в район Стригин, прикроешь отход своего и Носова полков. Бери автомашины и выдвигайся в данный район и ещё, возьми противотанковые мины и заминируй шоссе Кобрин - Береза и пути отхода полков, - спокойно закончил Мартынов, дал понять, что ничего серьёзного не происходит, а всё это военная тактика.
  Борьба с танками и авиацией не входила в планы Мартынова. Во избежание больших потерь, большое количество раненных сильно могло затормозить продвижение дивизии по тылам противника, а он на данный момент был очень мобильный, и от него нужно уходить быстро.
  Мартынов ещё раз внимательно посмотрел в карту и понял свою ошибку. Оказалось, что железнодорожная станция находится в шести километрах северо-запада за Березой и называется Береза - Картузская. Он быстро вскочил со стула и поспешил к связистам. К счастью за ним уже был послан посыльный с донесением от Носкова. В нём говорилось, что полки соединились, вышли на исходную позицию, ждут приказаний. Комдив вошёл в палатку. Его связали с Носковым.
  - Первый, Третий на связи, - по голосу комдив узнал майора Нечаева. Он понял, что Носкова рядом не было.
  - Слушай, Третий, сейчас к тебе прибудет твой зам. Пошли его на северо-запад на шесть километров за Березу. Пусть там всё заминирует, да так, чтобы надолго там ничего не функционировало. Оставьте по батальону резерва и берите город. Повтори приказ.
  - Докладываю! Заминировать железнодорожную станцию в шести километрах за Береза, а сам город занять, в резерве два батальона, - чётко повторил приказ комбат Нечаев.
  - Действуйте, - ответил комдив и отдал трубку связисту.
  - Свяжи с Шубиным, - отдал приказ второму связисту.
  - Есть Второй, товарищ полковник!
  - Второй, доложи обстановку!
  - Два батальона пересекли магистраль Береза - Ивацевичи и сразу вступили в бой с мотопехотой противника. Вы как в воду глядели, товарищ Первый. Жизрон взяли с ходу двумя ротами, сейчас веду бой за населённый пункт Вулька -Обровская. Видно шум боя за Жизрон у них был услышан, и они успели закрепиться. Разведка доложила, что со стороны посёлка Великая Гать. Я отдал приказ заминировать примыкающую дорогу Великая Гать - Вулька- Обровская и выдвинул туда два взвода с двумя батареями, — закончил доклад Шубин.
  - Молодец, всё сделал правильно, бери Вульку -Обравскую. Оставь там роты полторы заслона с батареей и уходи на северо-восток к Голикову. Пока немцы поймут, что это только заслон, мы будем на полпути к вам. Всё, держись! -закончил полковник.
  Полки Нечаева и Носкова дождались батальоны, которые привёл начштаба 251-го полка капитан Гордеев. Майор объяснил своему начштаба задачу, и тот с двумя батальонами ушёл, обходя с запада город Береза. Артиллерия двух полков открыла убийственный огонь из орудий и миномётов по городу. Полк Нечаева пошёл в лоб, а полк Носова с востока, тем самым давая немцам уйти в западном направлении по шоссе на Кобрин. Этим они убивали двух зайцев. Дать возможность Гордееву основательно вывести железнодорожный узел. Затем на машинах уйти по шоссе в лес в северо-восточном направлении.
  Ещё не закончился артналёт, а роты уже начали движение к городу. В Березе начались пожары, клубы чёрного дыма закрывали голубое небо с редкими, перистыми облаками, солнце нещадно палило спины солдат, гимнастерки покрылись тёмными пятнами от пота. Артподготовка смолкла и, ускоряя шаг, перешла на бег, поднятая пыль, накалившаяся от жары, обжигала горло и носоглотку, но бойцы, крича что-то невнятное, бежали к поставленной цели.
  С вражеской, стороны засвистели, запели сперва одиночные выстрелы, затем рой пуль полетел навстречу нашим бойцам. В шеренгах начали, словно споткнувшись о камень, падать бойцы. Цепи стали заметно редеть, когда в ход пошла вражеская артиллерия и крупнокалиберные пулемёты. Бойцы начали залегать, окапываться и вскоре всё поле перед городом покрылось лежащими бойцами, с выжженными почти добела от солнца гимнастёрками. Нечаев взял у связиста, тянувшего телефонный кабель, трубку и отдал приказ артиллерии, подавить вражеские огневые точки. Над головами наших бойцов засвистели, радуя душу, наши подарки врагу. Пригород Березы снова рвался, смешивая с землёй всё живое и неживое. Противная сторона замолчала. Комбаты и комрот опять подняли бойцов в атаку. Через пятнадцать минут передний край наскоро сколоченной обороны врага был смят и уничтожен. Начались уличные бои. Начальник артиллерии полка капитан Подгорный приказал трём батареям и пяти расчётам миномётов войти в город и поддержать огнём наступающие батальоны полка. Подцепив пушки и погрузив миномёты на машины, они вскоре дали о себе знать. Через два часа город был взят, оба полка захватили хорошие трофеи.
  Вскоре со стороны железнодорожной станции раздались тяжёлые взрывы. Обе задачи комдива были выполнены.
  Жители города выбегали из своих домов, обнимали бойцов со слезами на глазах. В них была и радость, и горе. Бойцам несли всё, что могли: молоко, хлеб, вино, яйца. Бойцы брали, тут же уничтожали всё съестное, которое пахло родным домом. Но раздалась команда: «Строиться поротно!» Подъезжали грузовики, наши полуторки и неизвестные с большими, из металлического листа, кабинами, широкими шинами колёс, с немецкой свастикой на дверцах кабин. Кузова машин быстро заполнялись бойцами, и машины сразу уходили в восточную сторону города. Последними покинули город «гордеевцы», взявшие немецкую технику с двумя бензовозами на узловой станции. Детвора по переменке с каждого дома бежали за уезжающими в кузовах машин красноармейцами, пока последняя машина не скрылась в облаке пыли.
  Обергруппенфюрер СС командир 4-го корпуса 4-й армии который раз за эти неполные четыре дня был вне себя. Адъютант доложил, что в районе города Береза - Белозёрск -Ивацевичи идут бои с русскими частями. Отто фон Шнитке приказал соединить его с этим паникёром. Через минуту оберлейтенант вошёл и сказал, что комендант Береза у аппарата.
  - Вайс, что у тебя там за война? - генерал спросил по-дружески. Дело в том, что с Вайсем Хоахтом были знакомы с начала тридцатых годов, участвовали во всех нацистских акциях до прихода Адольфа Гитлера к власти. Участвовали в трёх западных компаниях. Только по этим причинам Отто сдерживал свой гнев.
  - Ганс, пойми меня правильно, я сам ломаю голову, откуда взялись такие силы русских у нас в тылу. Они атаковали весь южный район от магистрали Брест - Минск. Под их удары попали населённые пункты в квадрате Береза -Ивацевичи - Телеханы - Белозёрск. По моим прикидам, силы русских не меньше дивизии. А в моём распоряжении полк, и тот разбросанный по всему району. В Березе у меня всего два батальона, четыре бронетранспортёра, пять лёгких танков и пять орудий 55 миллиметров, — комендант не говорил, он выкрикивал. В его голосе был страх. Комкорпуса и сам слышал разрывы снарядов и треск пулемётов.
  - Возьми себя в руки, Вайс, и доложи, какими силами тебя атакуют русские? - он старался успокоить своего друга. Он сам понимал, что там сейчас не сахар.
  По докладам командиров с передовой, русские ведут атаку с юга и востока, а также группа русских, численностью до батальона, обошла город с запада, Ганс! Ты догадываешься куда?
  - К станции, - глухо ответил с другого конца провода.
  - Во-о-т! А мне некого туда послать! Сейчас ещё час, полтора и сами побежим в направлении Кобрина.
  - Держись, Вайс! Из Прушаны идёт к тебе на помощь танковый взвод.
  - Ганс, это же шестьдесят, а то и более километров, -Вайс уже открыто выкрикивал. Видно, положение было действительно тяжёлым. Дело действительно было хуже не придумаешь, - Авиацию надо просить у Клюге, если даже он её и даст, она не сможет помочь. Противники сошлись очень близко. Могут пострадать солдаты Вермахта. А слова Фюрера гласят: «Беречь каждого солдата!»
  - Жди! Чем могу, - коротко сказал Шнайдер и бросил трубку. Действительно, танковый взвод прибудет в данный район, даже на максимальной скорости, только через полтора часа. Без заранее подготовленных позиций Вайсу не удержатся против двух полков русских.
  Обергруппенфюрер нашёл кнопку вызова адъютанта. Браво отчеканив каблуками, вошёл оберлейтенант, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  Фон Шнайдер всегда любовался его выправкой и точностью исполнения приказов. Умел разобраться в важности приносимых к нему документов и доложить о них генералу по степени их нужности. За эту чёткость, обергруппенфюрер отправил его в Берлин со списками награждённых. За первые дни боёв в России и приказ о присвоении ему звания гаутмана СС.
  - Слушай, Герман, что известно о танковом взводе, посланном мной в район Береза?
  - Обергруппенфюрер! Мною получено донесение что командир танкового взвода капитан Шмидт дошёл до перекрёстка и повернул на Береза, - доложил адъютант. Ровным военным шагом подошёл к столу и положил его на край стола генералу.
  - И ещё, господин генерал. Самолёты тоже вылетели в назначенный район. В их составе пикирующие бомбардировщики и истребители.
  - Хорошо, Герман! Свободен, - не поднимая головы от бумаг, проговорил генерал.
  Он опять поднял трубку и попросил, чтобы его соединили с командиром 231-й дивизии, дислоцированной в районе города Кобрин.
  - Шлоссер у аппарата, господин обергруппенфюрер.
  - Слушай, Зигмунт! Сколько полков сможешь перебросить срочно в район Барановичи?
  - Могу всю дивизию, но нужен транспорт.
  - Бери всё, что может двигаться. Грузи и отправляй по шоссе Кобрин - Минск до Барановичи. Остальных в эшелоны до станции Береза - Картузская. С юга я подтяну 137-ю танковую дивизию Хайса фон Швайндорфа. Мы зажмём эту чёртову группку русских и раздавим её. Главное, нужно действовать быстро, сомкнуть кольцо, лишить русских маневра и быстрого отход в лес. В полесье Барановичи их нужно уничтожить, так как дальше начнутся леса и болота Минска - Бобруйска, а это прямой выход к линии фронта. Я всё сказал, Зигмундт, выполняй приказ, - не дождавшись ответа, фон Шнайдер нажал сброс и набрал 137-ю дивизию. Отдав приказ группенфюреру Хайсу фон Швейндеру, он устало откинулся на спинку кресла, обдумывая, что можно ещё в ближайшее время подкинуть в помощь своим дивизиям.
  Танковый взвод капитана Берга был в пяти километрах от города Береза. Он сидел на краю башенного люка и в бинокль осматривал дорогу и окрестности вдоль неё. В синемофон отдавал приказы механику-водителю сбавлять скорость и объезжать подозрительные выемки и бугорки. Четвёртым ехал его заместитель, лейтенант Курт Шварц. Его задача состояла в том, чтобы в случае столкновения с русскими, обойти их с фланга и уничтожить огневые точки. Это всегда создавало на позициях противника хаос окружения, и он терял боеспособность. На этот раз всё произошло не по их сценарию. Прежде, чем Берг в бинокль заметил справа что-то напоминающее артиллерийские позиции, их танк словно тряхнуло, в глазах вспыхнул ярко-красный свет и темнота. Курт приказал механику-водителю свернуть танк вправо на обочину. Механик-водитель увидел впереди себя страшные разрывы и вылазивших в горящих комбинезонах своих товарищей. Резко добавил газ и рванул рычаг фракзиона на себя, сворачивая с дороги. Но это всё, что он увидел в последние секунды своей жизни. Их танк наехал сразу на две противотанковые мины. Они взорвались с такой силой, что танк подбросило, как тряпку, а башня улетела и ударилась о соседний, следовавший за ними танк, и изогнула дуло башенного орудия.
  Дальше своё слово сказала русская артиллерия. С расстояния трёхсот метров вставшие, замешкавшиеся после минных разрывов, потерявшие своих командиров немцы были расстреляны в течение двадцати минут. На этом всё могло бы и кончиться в пользу русских, но налетевшая немецкая авиация сделала своё страшное дело. Резервный батальон полка Нечаева не имел противовоздушной защиты. Он просто был оставлен для заслона отходящих полков. Его задачей было остановить и по возможности уничтожить танковый взвод врага и отступить по своему маршруту в расположение основных сил дивизии. Но налёт авиации противника спутал все карты. До спасительного лесного массива было более восьми километров по открытой местности. К тому же со стороны Ивацевичи к Береза подошли прорвавшиеся, следовавшие на помощь к березовскому гарнизону, немецкие мотострелковые батальоны. Комбат 401-го батальона капитан Шустов принял единственное правильное решение - удерживать свои позиции и сковать, насколько это возможно, внимание противника на его батальон, что позволяло оторваться нашим полкам. Он понимал, что жертвуя батальоном, он сохранит дивизию, а, значит, она ещё не раз даст бои немецким захватчикам. Немецкая авиация, словно стая стервятников, выводила после своих очередных заходов на позиции батальона Шустова десятки бойцов. В ротах были большие потери. Все орудия были выведены из строя, но бойцы стойко стояли на своих позициях. Комбат Шустов был убит осколком авиабомбы. Из комдивов рот остался лейтенант Григорьев. Когда опустились долгожданные сумерки, он собрал оставшихся бойцов, и, обходя город Береза с юго-востока, увёл оставшихся в живых сорок семь бойцов. Через неделю они соединились с дивизией южнее Минск -Кринишин.
  Комдив Мартынов принимал в своей штабной палатке прибывших со своими полками с задания командиров полков. Он благодарил их за хорошо тактически проведенные ими операции. Попросил всех присутствующих в штабе офицеров почтить память погибших в бою офицеров, сержантов и красноармейцев вставанием. После он сказал: «Офицеры и бойцы 401-го батальона капитана Шустова Григория Николаевича проявили в этом бою стойкость и беззаветную веру своей Родине и своими смертями дали возможность отойти полкам. Это дорогого стоит, товарищи! Прошу всех сесть», - закончив свою речь, полковник Мартынов тоже присел на своё походное кресло. Он внимательно всматривался в глаза своих подчиненных. В них, вместе с преданностью и готовностью выполнить любой приказ своего командира, просматривалась неуверенность в завтрашнем дне.
  Они тоже понимали, что дальше будет всё труднее и труднее, и потерь будет всё ощутимее. Немцы поняли и уяснили для себя, что иметь такое большое, хорошо организованное и тактически грамотно воюющее подразделение, становится опасным. Исходя из этого, они привлекут для уничтожения дивизии большие силы. Тогда их кольцо вокруг неё может опасно сомкнуться и дивизия, лишённая маневра погибнет. Геннадий Юрьевич тоже это понимал и предвидел, что его задача в данный момент была одна - успокоить немцев, дать им понять, что нас здесь больше нет. А для этого нужно уйти глубоко в леса. Для этого хорошо подходили Ловтышкские леса.
  Немцы будут искать их в западном направлении. А уйдём мы в южном. Пополним свои  поредевшие ряды разрозненными, скитающимися по лесам военнослужащими.
  - Командир полков, предоставьте начальнику Особого отдела дивизии списки о потерях. Всем, Николай Степанович, нужно проверить всех прибившихся офицеров и красноармейцев и распределить их по полкам. Дивизионному комиссару организовать выпуск "Дивизионной газеты». Бойцам сейчас нужен боевой и духовный подъём. Виктор Сергеевич, нужно обязательно донести до каждого, для чего и почему погиб батальон капитана Шустова. Нам не нужны разного рода брожения. Это подрывает боевой дух в дивизии. Начальник штаба, приготовить приказ для отхода дивизии в Ловтышкские леса. Майор Скобелев, послать разведгруппы в данный район. Пусть себя не обнаруживают. Языков не брать. Мы должны исчезнуть для немцев, а когда придёт время, мы появимся, - на такой полушутливой ноте командир закончил. По заулыбавшимся лицам офицеров Мартынов ясно понял, что всё, что он сейчас сказал, они от него ждали.
  Ранним утром 26 июня 1941 года дивизия благополучно ушла в леса под городок Ловтышк. Ещё через день комдив узнает из донесения разведки, что немцы сомкнули кольцо вокруг города Минск двумя танковыми группировками Гота и Гудериана.